– Что-то ты побледнела, милая, – как будто издалека донесся до нее голос мужа. – Нет, Астрид права, тебе еще лежать и лежать. Давай-ка под одеяло… Может, все-таки еще отвару? Что там одной чашки, так, аппетит раздразнить!
Нэрис моргнула и подняла голову. Морщины на ее лбу разгладились, мертвенная бледность ушла с лица.
– Не надо, – сказала она. – Посиди лучше со мной, расскажи еще что-нибудь… Кстати, нового конунга выбрали?
Лорд Мак-Лайон с ответом не торопился. Он с недоверием всматривался в лицо супруги – слишком уж оно вдруг стало спокойным и безмятежным. «Нет, – понял Ивар, – тут не болезнь, тут другое. И даже думать нечего что».
– Ясно, – наконец объявил он. – Кажется, кто-то здесь переоценил свои возможности! Небось уже начала скучать по прежней жизни, кошка ты любопытная? – Советник прищурился. И, увидев, как Нэрис покачала головой, вздернул брови. – Нет? Что ж, это радует… А то я уж было решил, что так гончей и сдохну где-нибудь под кустом!..
Леди Мак-Лайон молчала, лишь губы ее подозрительно подрагивали, а в глазах плясали смешинки. Благопристойно-постное выражение окончательно стерлось с ее лица. Ивар удовлетворенно кивнул.
– Уже лучше, – с одобрением проговорил он, наклоняясь и целуя супругу в лоб. А потом добавил со смешком: – Хотя что-то мне, знаешь, подсказывает, что ты еще десять раз передумаешь…
Нэрис снова покачала головой. И, прижавшись к груди мужа, сладко зажмурилась, вдыхая запахи его кожи, морозной свежести и лекарственных трав.
– Ни за что! – с чувством сказала она. – Слышишь? Ни за что!..
Полуденный зной окутывал своей золотистой вуалью холмы и долины: нынешний август в Шотландии выдался жарким. Казалось, что солнце, столь редкое в этих сумрачных краях, изо всех сил старается наверстать упущенное, щедро даря тепло всему живому.
Безмолвные зеркала озер блестели чешуйчатой рябью. Верхушки гор-исполинов, всегда затянутые туманной дымкой, до последней черточки вырисовывались на фоне неба – такого чистого и безмятежного, что в него хотелось нырнуть с головой, как в море. Само же море, лежащее далеко внизу гладкой серой полосой, уже не казалось холодным и мрачным. Оно изгибалось у берега мягкой волной, манило к себе, как нагретый солнцем плоский и мокрый булыжник у дороги манит усталого путника, которому посчастливилось вырваться из грозового плена… А выше – зелеными, желтыми, бурыми заплатками – лежали бескрайние поля и пастбища, в окружении ярких пятен вересковых равнин. Розовато-лиловая пена вереска вскипала на подступах к холмам Лоуленда, окрашивала королевским пурпуром береговые кручи, притягивала к себе уставший взгляд, звала, обещая отдых – от зноя, от мирской суеты, ото всего, что смущает ум и терзает душу. Природа дышала обманчивой негой, но отовсюду, подобно своевольным горным ключам, била неукротимая энергия жизни.