— Наверное, померли все, — отозвался Рубен, нажимая на кнопки своего GameSync. Он выменял его на черном рынке на коробку старых негодных украденных на складе микрочипов и с тех пор не расставался с ним ни на минуту.
— Надо бы пойти посмотреть, — сказал Джонас. — Если все умерли, это серьезно. Вдруг началась какая-то эпидемия? Или они отравились?
— Занимался бы ты своими делами, — Рубен не отрывал глаз от любимой игрушки. — Мы что, надзиратели? Пусть парится кто-нибудь другой.
Джонас приблизился к стойке и вгляделся в мониторы. Четыре из двенадцати — черны и немы. Остальные разделены на квадраты: одна камера — один квадрат. В углу экрана номер семь, в квадрате, маленький ребенок сидит на земле и качается вперед-назад, вперед-назад… Джонас подключил звук. «Мммм… Мммм… Мммм…» На фоне помех можно разобрать только нечленораздельное мычание. Хотя нет, не совсем. Джонас покрутил какую-то ручку. Кажется… Нет, невозможно.
— Неужели он сказал «мама»?
Не получив ответа, Джонас повернулся к Рубену. Тот был поглощен игрой, далекий от всего, равнодушный.
— Ты только послушай их! Они же ничего не знают. Их словарный запас соответствует словарю лабораторного шимпанзе. Или тюленя, или дельфина… если они вообще еще где-то выжили.
Звуковые колонки издавали жужжание, из которого иногда вдруг выплывало какое-то отдельное слово, звучавшее тем яснее, чем невнятнее казалось все остальное. Но Джонас был прав: слова каждый раз были одни и те же — «еда», «дерется», «спать», «дурак» и еще несколько. Малыши, кажется, вообще не научились правильно употреблять глаголы и говорили просто «идти», «бежать», «пить», не делая никаких различий для себя и других.
— Они деградируют, — заметил Рубен, глядя в затемненное окно. — Ничего не поделаешь.
Джонас подошел ближе. Ему всегда было неловко смотреть на кого-то и оставаться при этом невидимым, поэтому к окну он подходил редко. Это как в телефильмах с допросами в полиции, когда кто-то находится за зеркальным стеклом, об этом знают и полицейские и допрашиваемые, и лишь самый неискушенный преступник попадается на удочку и выкладывает всю правду. Снаружи дети из Двадцать Первого Сгустка — двое Семь, один Девять и трое Одиннадцать — швыряли камни в приблудного пса, а пес все не убегал. Дети не отличались меткостью, но время от времени камень попадал в цель — тогда пес отскакивал и недоуменно поскуливал: как, разве дети нужны не для игр?
— Нет, дорогуша. Не здесь, — пробормотал Джонас.
— Что ты сказал? — обернулся Рубен.
— Да так, ничего. Деградируют, говоришь? Естественно, деградируют. Ну и кому они такие нужны? Только взгляни на них!.. Сколько детей удалось устроить в прошлом месяце? Троих? А скоро они вообще будут изъясняться одним мычанием, и тогда уж точно застрянут здесь навсегда.