— Вот!
Косматые брови Мокрова от удивления подскочили вверх, а рука машинально потянулась к бланку.
— Я, собственно, желал бы… — начал было он, но тут в двери показалась девица, очень похожая на секретаршу.
— Надежда Викторовна, звонят из международного центра игровых ассоциаций насчет наших акций! И из профсоюза часового объединения «Полет»: очень хотят быть первыми! Очень!
Надежда Викторовна строго осмотрела свои свеженаманикюренные ноготки.
— Наташа! Ассоциации сообщи, что мы еще не готовы предоставить исчерпывающую информацию. Но перспективы — самые грандиозные! А «Полет» — милости просим! Но… насколько я понимаю, первый игрок у нас уже…
Она вопросительно глянула на Мокрова.
— Мокров! — поспешил подсказать ей генеральный директор, на ходу пытаясь угадать, какие «грандиозные перспективы» сулит ему это первенство.
— О да! Господин Мокров! Вот именно! Разве вы еще, милочка, не зарезервировали для него первую позицию? Конечно, если он этого желает! Так желаете или нет?
Надежда Викторовна как могла обольстительно улыбнулась Мокрову: уж мы-то с вами знаем, что не желать этого просто невозможно!
— Нет, нет, что вы! — заметался Мокров. Он не очень любил такие лобовые вопросы. К тому же он отчаянно силился понять, что ему все это напоминает, а когда понял, обомлел: перед ним гордо восседала Нелли Алексеевна со списком на парткомовскую премию. — То есть, конечно, желаю! Резервируйте! Как же иначе! Помилуйте, для меня это такая честь! Шутка сказать, первый раз в жизни — первый в очереди! Но…
— Скажите пожалуйста! — искренне удивилась Коробейникова, снова, но теперь уже не глядя, зашелестев папкой. — А по гороскопу и не скажешь! По звездам вы — прирожденный лидер! Баловень судьбы! Но в жизни все время идете наперекор ей. Это бывает. Ну что ж, наша игра поможет вам определиться. Помогите же нам помочь вам! Наташа, немедленно выдайте господину Мокрову фирменное удостоверение под номером один! Скажу вам по секрету, — Коробейникова таинственно понизила голос, — в нашей чудо-игре выигрывают все, но миллионерами смогут стать только первые. Самые первые! Вы меня понимаете?
В эту минуту Мокров почувствовал, что у него восторженно заблестели глаза, а грудь выгнулась колесом. О, он все понял! Это было так необычно, так будоражило кровь и будило даже какие-то смутные немного неприличные желания.
Потом на Мокрова как будто обрушилась программа с двадцать пятым кадром. Под бьющий под самые ребра рэп без передышек и перерыва на обед битый час Коробейникова раскручивала перед ним спираль своей чудо-игры. Вся ее речь, как христианская проповедь, состояла из бесконечных строго продуманных повторов, верениц эпитетов в превосходной и уничижительной степени, интригующих намеков, безбожного обезображивания прошлой и возвеличивания будущей жизни, само собой разумеется, исключительно, под знаменем «Надежды-прим».