И потом он ворвался в ее влажность, сотрясая ее, доводя до экстаза ее тело. Дженни задыхалась. Она прижалась к нему, и вместе они обрели ритм.
Поток света, прозрачный сияющий пузырь объял их. В неистовстве ее тело взмывало вверх, управляемое задаваемым им ритмом, стремясь куда-то, она сама не знала куда. Пока пузырь не лопнул, распавшись на миллионы сверкающих брызг. Гарет сжимал ее бедра, снова и снова прижимая ее к себе. Он тоже был объят дрожью, и его голос звучал хрипло, словно рык.
Дженни ощутила его последнее, судорожное движение внутри себя. Она открыла глаза. Его глаза были закрыты. Волосы его прилипли ко лбу, спутавшиеся, влажные от пота. Он тяжко дышал. Потом открыл глаза и посмотрел на нее.
Удивительное зрелище.
Блеск и сияние медленно покидали его взор. Несомненно, он вспоминал все причины, делавшие это невозможным. Назови это сексом, назови это трахом. Назови это занятием любовью. Но он никогда не предполагал ничего иного, и она не хотела, чтобы он заметил, сколь глубоки были ее сокровенные чувства и надежды.
– Ну что же. – Она отвернулась. – Вот и все.
Он отшатнулся от нее, ничего не сказав. Дженни села, свесив ноги с кровати. Позади себя она четко различала ровный ритм его дыхания, мягкий шорох постельного белья. Лорд Блейкли осторожно поднялся на ноги, отыскал свои брюки и быстро натянул их, даже не взглянув в ее сторону. Потом он принялся застегивать свою смятую рубашку, которую даже Дженни могла бы счесть слишком формальной для утреннего костюма.
Дженни сжала в кулачках ветхий край покрывала.
Он застегнул манжеты и взглянул на нее.
– Твоя кровать. Она мешковатая и неудобная.
Дженни чуть не задохнулась от душившей ее ярости и разочарования. Ложь или извинения прозвучали бы лучше, чем обвинения.
Лорд Блейкли – на этот раз он был именно лордом Блейкли с точностью до дюйма, даже несмотря на то, что его вечерний костюм весьма и весьма нуждался в глажке, – казалось не замечал этого.
– А твое покрывало слишком тонкое.
– И это все, что вы видите? В такую минуту? Все, что вы можете, – это критиковать меня?
Он помолчал, завязывая свой галстук, потом вскинул голову.
– Разве я тебя критикую? Полагаю, я вовсе тебя не касался. – Его голос звучал ровно и вместе с тем обвинительно.
– Вы… вы…
– Насколько мне удалось заметить, а, надо сказать, мои наблюдения можно назвать исчерпывающими, тебя нельзя назвать ни матрасом, ни одеялом. Однако, если тебе угодно воспринимать любое мое замечание по отношению к твоей мебели на свой счет, я вряд ли способен этому помешать.
– Лорд Блейкли…