Сулажин (Акунин) - страница 61

— Через сколько будете?

— Минут через пятнадцать-двадцать.

Когда разговор закончился, я привязал ассистента к креслу и залепил ему рот.

— Сиди смирно. Целее будешь.

Позвонил Полухину. Извинился, что долго еду — пробка. Он спросил, где я. Предложил подослать патрульную машину с мигалкой. Не надо, ответил я. Сейчас сяду на метро. Максимум через полчаса жди.

Всё шло превосходно. Никаких трех месяцев у меня не будет. Всё закончится сегодня. Но как закончится!

На мониторе видеонаблюдения просматривался весь двор. Значит,  как я вчера садился в «ауди», тоже было видно. Но Громов находился в гостиной, со своими пациентами. Стало быть, это ассистент ему доложил, с кем уехала Лана. Соучастник?

— Хороший у вас тут бизнес, — сказал я залепленному. — Выгодный. Ты за процент работаешь или как?

Он таращился на меня, хлопал глазами. Тратить время на кильку, когда в сети плыла акула, было лень. Грохнуть заодно этого лысого или нет, я пока не решил. Как сердце подскажет.

Глаза ассистента скосились на монитор.

Приехал, гад.

Громов вылез из «порше», подошел. Очень крупно, с искажением, на экране появилось его лицо с озабоченно сдвинутыми бровями. Меня затрясло от ненависти.

Бесшумно ступая, я вышел в коридор и спрятался за угол.

— Влад! Это я! — Быстрые, легкие шаги на лестнице. — Ты у себя или…?

Тррр! — хищно, как гремучая змея, протрещал электрошокер. Второй разряд всаживать в заваливающегося Громова было уже лишнее. Но я не мог отказать себе в этом маленьком удовольствии.


***

Теперь они сидели на стульях рядышком, как шерочка с машерочкой. Рот Громову я тоже залепил. На моем судебном процессе не будет ни адвокатов, ни последнего слова обвиняемого. Право голоса имеет только один человек — я. Прокурор, судья и палач в одном лице.

Давать Громову слово я не собирался. Этот златоуст, мастер нейролингвистического программирования, стал бы выворачиваться, заморочил бы мне голову, зародил сомнение.  Не было у меня на это ни времени, ни сил. Уже несколько минут я ощущал какое-то шевеление в желудке. Как будто начинала распрямляться сжатая до отказа пружина. Скрученная из колючей проволоки.

Ничего, дело шло к концу.

— Очухался? — сказал я, когда Громов начал мигать и щуриться. — Я мог тебя убить сразу. Но хочу, чтобы ты понял, кто тебя отправляет на тот свет. И за что. А еще я хочу, чтоб ты потрясся перед концом. Как тряслась Лана. Она знала, что ты за человек. И что ей не спастись.



Громов замычал, мотая головой. Мне понравилось, как он пучит глаза. Не хочет умирать, сволочь.

Я изложил ему всю нехитрую дедукцию — чтоб не воображал, будто он умнее всех на свете.