Смирилась и Вера Ивановна. Зная, что Петр Андреевич лгать не станет, она не расспрашивала его, понимая, что не всякое знание правды облегчает жизнь. Неделю они разговаривали сухо, отчужденно, жили как бы сами по себе, но когда становилось понятно, что в одиночку не продержаться, она прощала его, и снова длился обычный порядок жизни.
Пять лет идут рядом две жизни Петра Андреевича. Ровно нанизывались кольца дней, и лишь иногда что-то заклинивало в привычном нанизывании колец, и тогда Петр Андреевич на три-четыре дня исчезал, чтоб другая его жизнь вытеснила жизнь главную.
И понятно ему было, что обе его жизни могут пропасть только разом. Порознь — никак. Только в тот момент пропадут они, когда перестанут лететь кольца и время остановится. Только тогда и никак не раньше.
И сейчас, сидя перед братом, Петр Андреевич маялся оттого, что ему хотелось тайну приоткрыть, с другой же стороны, понимал, что брат помочь не сможет, и, следовательно, раскрываться толку не было. Но, однако ж, душу выкручивало, и это особенно раздражало Петра Андреевича. Казалось бы, раскройся — это ж брат, это ж друг, помощи от него не будет, но и понимание дружеское — это тоже дело не последнее, однако Петр Андреевич считал себя примером для брата и расставаться с этой примерностью было ему прямо-таки невозможно.
И тут, на счастье, пришел жених.
Константин Андреевич познакомил их. И вот ведь что: впервые видит его Петр Андреевич, и если глазами смотреть спокойными, то парень как парень — молод, высок, крепок, лицо еще почти мальчишеское, хоть армию прошел, а черты лица мягкие, не затвердели еще по-мужски, — но все в нем раздражало Петра Андреевича. Казалось ему: молод ты еще в мужья-то лезть, на ноги еще не встал, а туда же, да дети пойдут, об этом ты думал? И помнил Петр Андреевич, что сам-то он тоже не стар был, когда женился — двадцать три, как и парию этому, — но отмахнулся от довода такого — времена иные были, люди взрослели быстрее.
Сердило Петра Андреевича и то, что парень казался ему развязным, нагловатым даже — руками как размахивает, затылок поглаживает, — и понимал, что парень просто стесняется своего тестя будущего и его брата, и понимал все, а сделать ничего не мог с собой. Встряхнуться бы ему, развеселиться, пошутить с братом и пареньком этим, вот и легче бы всем стало, это была бы радость от встречи с новым родственником, но тяжесть — желание спокойствия своей душе — булыжниками вдавливала Петра Андреевича в диван, и сердила его маета перед свадьбой и озабоченность жениха завтрашними машинами, словно б он решает какие космические задачи.