— Зато он испытывает к вам далеко не братские чувства, — мягко сказал Рэйф и удалился.
Ни один мужчина не ушел бы от Тиффани вот так, по собственной воле, оставив ее на террасе в одиночестве. Этот человек совершенно невыносим, рассерженно думала Тиффани, но ее мысли тут же приняли иное направление, вернувшись к намеку, сделанному Рэйфом насчет Рэндольфа. Нет, подобное невозможно — и думать об этом не стоит! Да и в любом случае, никто не заставит ее… Тиффани была не в силах сформулировать, что именно, и просто махнула рукой таким жестом, словно отгоняя что-то надоедливое. Слава Богу, заключила она, что папа никогда не заставит меня делать то, чего я не хочу.
Вечер был безнадежно испорчен. Равнодушие Рэйфа Деверилла к ее очарованию, то, как он выставил ее дурочкой перед гостями, рассказав историю про Фрэнка, а теперь еще и опасения насчет Рэндольфа привели ее в мрачное расположение духа. На террасе стало прохладно. Тиффани передернула плечами, но все же помедлила еще немного, любуясь, как лунный свет играет на тихой поверхности океана. Завтра яхта Деверилла покинет эти воды, и очень хорошо, что он исчезнет. Как и множество людей до нее, получивших плохие известия, Тиффани во всем винила вестника.
Несмотря на все новейшие веяния, исключительное положение «четырех сотен» сохранилось и в новом столетии, по-прежнему оставаясь вершиной, к которой стремился каждый американец. В ту эпоху, когда актрисы не пользовались большим уважением, интерес американской публики был сосредоточен на блестящей жизни светских женщин. И в этом великолепном созвездии ярче всех сияла Тиффани Корт. Газеты посвящали целые колонки описаниям ее красоты, нарядов и развлечений. Во всех Соединенных Штатах ничьи фотографии не печатались чаще, чем ее. Она была признана самой замечательной невестой на брачном рынке. Причиной тому стала не только ее красота и богатство. Тиффани обладала тем редчайшим качеством, которое в будущем назовут харизмой. Однако, ее успех имел и другую сторону: восторгавшаяся ею падкая до сенсаций публика, затаив дыхание, ждала трагического удара судьбы, который столь часто поражает людей, поднявшихся на Олимп.
Осенью тетя Сара и Полина на время вернулись в Бостон, и хотя Рэндольф старался укротить ее, Тиффани вовсю пользовалась свободой. Круг ее приятелей и мест, где она появлялась, стремительно расширялся. Она, не боясь пересудов, обедала в «Шерри» и «Дельмонико», она прогуливалась у Уолдорф-Астории — и каждое ее появление вызывало гул восхищения среди толпы завсегдатаев, выстроившихся вдоль мраморной анфилады — и посещала огромный зал ресторана в отеле Палм-Гарден. Она не только меняла кавалеров, но предоставила им новые возможности: все еще не расставшись с живыми воспоминаниями о тех девушках на яхте, Тиффани начала свои собственные эксперименты в области чувств. Ее смелость простиралась лишь до одного-двух поцелуев, не больше, и опыт был обескураживающе разочаровывающим. Либо губы мужчины были слишком жестки, и она чуть ли не ушибалась о его зубы, либо они были излишне увлажнены слюной. Как бы там ни было, все мужчины казались неловкими, и опыт не принес Тиффани удовольствия. Когда они прикасались к ней, в них не чувствовалось огня, и хотя Тиффани была новичком в делах любви, она была убеждена, что огонь обязательно должен присутствовать.