Хвостатые беседы. Приключения в кошачьих владениях и за их пределами (Кокс) - страница 70

Душу мне леденило не только появление мусора, но и его возраст. Я, конечно, знал, что по Ист-Мендлхему гуляет немало устаревшей продукции – в ларьке с шаурмой, например, только недавно перестали продавать «ретро»-колу в ярко-красных жестянках. Пить ее было откровенно страшно. Однако большинство марок, квартировавших на моей клумбе, не поступало в магазины годов с девяностых – со времен последнего правительства консерваторов. «Разве такие булочки еще продают?» – недоумевал я. Как-то мне попался «Крем быстрого приготовления» фирмы «Бёрд»: последний раз я видел его в 1984 году. Во время семейного турпохода мама запустила таким десертом в папу с дядей Тони.

Я, конечно, замечал, как рядом с таинственным мусором слоняется Джанет, однако мне и в голову не приходило связать груду пакетов с грудой кошачьей. Обычно Джанет не столько спит, сколько дремлет, и делает это в самых неожиданных местах. Любовь к твердым поверхностям стала одной из причуд его зрелости – наряду с усилением громкости зевка и учащением «пуко-шипов». Ну, лежит себе одиннадцатилетний кот, измученный сердечным шумом и двенадцатибалльным ай-кью, возле потертой коробки из-под замороженных хрустящих блинчиков – что здесь странного? Наверное, ничего. Все же в один прекрасный день у меня зародились подозрения – после того, как я застал Джанета рядом с чипсами эпохи «до футболиста Гари Линекера». Кот сидел в миллиметре от запечатанного пакета и жалобно мяукал. В конце лета 2008 года подозрения подтвердились – помогла соседка Дебора.

Мои коты по какой-то причине, известной только им, бурно радуются, когда я выхожу в сад. Если установилась хорошая погода и если перед тем я пару дней просидел дома, то буквально через несколько секунд все мурлыки будут на лужайке рядом со мной. Они словно ликуют, что я наконец понял: настоящая жизнь – это не торчать перед телевизором, плитой или компьютером; это – бродить в зарослях, выслеживать полевок и метить пампасную траву самым ароматным ароматом в мире. Шипли в таких случаях от восторга просто сходит с ума: мчит вниз по склону, набирает нужную скорость и взлетает на свою любимую яблоню в конце спуска. Когда долгий пятидесятиярдовый пробег заканчивается на верхушке второго по высоте дерева в саду, это впечатляет – хоть и не так сильно, как думает Шипли. Я частенько порчу ему удовольствие, сразу поворачивая назад в дом. Тогда Шипли меня догоняет и возмущенно молотит лапами по ногам.

Представляю, каким странным все это казалось обычным людям, например молчаливому садовнику, которого мы с Ди в 2008 году наняли проредить сад. Фил был медлительным грубоватым собачником с невыразительным лицом – такие мужчины за пятьдесят живут, похоже, в каждом третьем норфолкском коттедже. Увиденное наверняка озадачило Фила: под ногами у него, не давая проходу, металась серая кошка; хозяин кошки собирал в траве мокрые мятые пакеты из-под соленых картофельных палочек, а на ботинке у него висел и ругался черный кот. Вот именно – ругался, а не мяукал. Фил остался холоден к заигрываниям Бутси, хотя, к моей радости, в глазах его мелькнуло смятение. Видимо, в душе садовника шла нешуточная борьба. Одна его часть подстрекала: «Давай! Погладь кошку! Ты же хочешь!», другая вопила: «Нет! Не смей! Тебе почти шестьдесят, у тебя немецкая овчарка и коллекция садовых лопаток! Подумай о своей репутации!» Я решил, что сейчас не время предупреждать Фила о маниакальном возбуждении, которое накатывает на Шипли при виде человека в садовых рукавицах. Кот считал их альтернативой своей любимой варежке для вычесывания – альтернативой более грязной, но не менее приятной.