Вскоре после возвращения из Кении я посмотрел фильм про природу. В нем ведущий поведал, что «страусы способны лягнуть гепарда и убить его одним смертоносным ударом». Странное дело, мне такое и в голову не приходило, когда я наблюдал за живыми страусами и набивался им в друзья. Может, на меня тогда еще действовал валиум? Пусть он не сумел вытеснить из моей головы страшные картины мучительной смерти в горящих обломках самолета, зато прекрасно сумел прогнать картину, где огромная птичья лапа яростно превращает меня в человекообразное ризотто. Хочу добавить, что два этих страуса, возможно, и не дрогнули бы перед мордой гепарда, однако меня они испугались до смерти. Как только я прибавлял шагу и их нагонял, они отбегали подальше. В конце концов я почувствовал себя пловцом, который увлекся ритмом волн, посмотрел на берег и не смог вспомнить, в какой части пляжа оставил полотенце. Я сдался и повернул назад.
Так проходили и следующие три с половиной дня: короткие промежутки ажиотажа в гоночной команде сменялись долгими периодами ожидания, во время которых я развлекал себя поисками диких животных – иногда в компании Зеда, но чаще один. В Великобритании я предпочитал не ходить ночами по сомнительным районам Нориджа. Здесь же, в богом забытом уголке, в окружении местных племен и огромных голодных зверей, я вел себя беспечно. Я преодолел четыре тысячи двести тридцать восемь миль на такой высоте, где людям бывать вообще не положено, пережил это и обрел временную неуязвимость. После такого мне ничего не было страшно.
На второй день я стал выслеживать бородавочника (который оказался низкорослым мулом), забрел на какую-то поляну и наткнулся на одинокую темную человеческую фигуру. Человек шел ко мне, держа в одной руке копье, а в другой – прямоугольный черный предмет. Незнакомец вполне мог проткнуть меня копьем, отобрать бумажник и бросить меня тут умирать – ни Зед, ни команда «Субару» не услышали бы моего крика. Занятые своими передними амортизаторами и торсионными балками, они бы только часа через три, после резкого наступления не-умолимой ночи, вспомнили бы про парня в вельветовых брюках-клеш, который был равнодушен к машинам, зато неравнодушен к животным. К тому времени стало бы так темно, что вертолет меня не нашел бы.
На самом же деле незнакомец – очередной масаи – приветливо пожал мне руку.
– «Субару»? – спросил он и продемонстрировал белозубую улыбку.
Я кивнул, хотя первым желанием было отмежеваться от упомянутого бренда. Я мог бы поведать туземцу, что в Норфолке он бы быстро перестал смотреть на эту машину сквозь розовые очки: на автостраде А-11 его бы не раз и не два подрезали «Импрезы», которых в нашем графстве немало. Поведать я мог бы, но зачем убивать в человеке радость?