Караулы несли больше по привычке — привычке тягостной, всем приевшейся, надоедливой, как осенний дождь.
От томительного однообразия окопной жизни, от тоски по земле, по осмысленной жизни, от скуки, от одуряющего бездействия люди сделались сонными. Сонными приходили на посты, сонно проводили у бойниц положенное приказами время и сонными уходили спать.
Казалось, что фронтовые люди прожили в окопах века. Не о чем было говорить. За три года окопной жизни все уже было переговорено, перечувствовано, пережито.
Мир — вот о чем думали, бредили мы.
Но мир не шел к нам. Мир, точно сказочную жар-птицу, нужно было еще поймать.
Нас охватило какое-то безразличие ко всему. Нам ничего не хотелось делать. Мы ни во что уже не верили, потому что все, кто приезжал к нам на фронт, точно сговорясь, долбили одно и то же: «Война до победного конца».
Мир, который был так близок, вдруг стал необычайно далек. Так далек, что мы уже потеряли на него всякую надежду. Нам казалось, что мы уже больше никогда не вырвемся из окопов, мы обречены на вечную войну.
В 16-м особом полку у нас перебывали эмиссары, представители всяких партий: кадеты, трудовики, плехановцы, эсеры, меньшевики, и все они были за войну до победного конца, за войну до последнего солдата и патрона.
— Сволочи! Кто же тогда кормить вас будет?.. До последнего солдата… Кто же землю будет пахать?.. — возмущались окопники. — Шли бы сами да и воевали…
Вскоре на фронт пожаловали союзники. Было интересно знать, чем порадуют нас заморские гости. Но лучше бы они и не приезжали. Они тоже стояли за войну до победного конца.
Особенно усердствовали англичане. Эти готовы были драться хоть сто лет. Под конец дело дошло до того, что приедут союзники, а мы — кто куда. Надоела нам болтовня сытых господ, готовых воевать до последнего русского солдата.
Не было у нас пока только представителей партии социал-демократов (большевиков), единственной из всех партий, которая была за немедленный мир без аннексий и контрибуций.
Но мы о ней уже знали хорошо.
Зажигательные лозунги этой партии целиком отвечали нашим тайным желаниям.
Говорили, что в Петрограде большевики издают газеты, но они не попадали на фронт. Представителей этой партии на фронт не допускали, а газеты, брошюры, листовки задерживались и сжигались.
Свободой слова, печати пользовались все партии, но только не большевики. Когда мы спрашивали, чем вызвана такая несправедливость, нам отвечали:
«Большевики — немецкие шпионы. Ленин приехал из Германии в запломбированном вагоне. Большевики работают на немцев. Своими несбыточными лозунгами они хотят поссорить добрый русский народ, натравить одну часть населения на другую; они хотят разложить доблестную русскую армию и этим помочь немцам прибрать Россию к рукам, чтобы сделать ее потом немецкой колонией».