– Что? Это, простите, каким же образом? – в глазах заведующего колонией не только мелькнуло удивление, но и зажегся огонек интереса.
– Предлагаю вам возглавить организацию на базе нескольких детских трудовых коммун Центров допризывной подготовки Наркомвоенмора и ОГПУ.
– Да, но с превращение детских коммун в подобные военизированные организации придется распрощаться с самоуправлением. Боюсь, в таком случае и руководство воспитательным процессом уплывет из моих рук и перейдет к военным, – немедленно возражает Макаренко.
– Вот как раз этого хотелось бы избежать! – восклицаю с искренней горячностью. – Полагаю, основы организации вашей коммуны должны остаться в неприкосновенности. Надо лишь расширить подготовку сверх программы всевобуча для младших возрастов, дав им возможность ознакомиться с различными военными специальностями. По результатам надо будет провести отбор наиболее склонных к военному делу и при переходе их в старшие возраста перевести в своего рода кадетские классы, с настоящей военной дисциплиной и военным обучением, скажем, на два года. При этом воспитанники этих классов смогут принимать участие в жизни остальной коммуны, в том числе и в хозяйственных работах, и в органах самоуправления. Но внутри военных классов самоуправления, конечно, не будет. Полагаю, ваш брат поддержал бы такую идею, – при последних словах Антон Семенович вскинул на меня глаза, тоскливо вздохнул, но, убедившись, что я вовсе не собираюсь ставить ему брата в укор, несколько раз кивнул. Тем не менее, выражать полное согласие он вовсе не спешил:
– Конечно, такая военизация детских коммун снимет многие вопросы. Да и заполучить поддержку столь сильных ведомств тоже заманчиво, – проговорил Макаренко. – Но ведь это будет основанием если и не охаять совсем мой опыт, то объявить его пригодным лишь вот для таких узкоспециальных рамок. И под таким благовидным предлогом в обычные детские воспитательные учреждения его не пустят.
– Так вас и без того травят со всех сторон! Что же лучше – сохранить и закрепить достигнутое вами, пусть и на ограниченном поле, но всяко шире, чем сейчас, или изнемочь в непосильной борьбе с бюрократической гидрой Наркомпроса, и, в конце концов, быть отстраненным от воспитания детей? – задаю вопрос в такой форме, которая подразумевает лишь один возможный ответ. – Понимаю, что в моем предложении заключен своего рода компромисс, но без компромисса не приобрести сильных союзников, которые позволят вам не превратиться в бессильного свидетеля гибели дела вашей жизни.
– А почему с таким предложением ко мне приходите вы, зампред ВСНХ, а не представители Реввоенсовета или ОГПУ? – вдруг спохватывается Антон Семенович.