Записка короткая, всего две странички. Заместитель председателя ОГПУ быстро просматривает ее.
– Возможно, возможно… – бубнит он себе под нос по ходу чтения. Потом отрывает глаза от записки и спрашивает меня:
– Вы уверены, что Пилсудский пойдет на переворот?
– Я не пророк, – развожу руками. – Но обстановка в Польше обостряется, уже были стычки между боевиками ППС и эндеков. Если события будут и дальше развиваться в том же направлении, то для Пилсудского как раз появится подходящая возможность, чтобы использовать свое влияние в легионерском движении и отыграть то, что он потерял два года назад. Думаю, многие политические силы его поддержат, чтобы не допустить развития народного возмущения снизу.
Трилиссер кивнул, и заметил:
– А вот дела Компартии Китая – это не наша компетенция. С этим надо идти в Коминтерн.
– Вот и сходите! – твердо отвечаю на это заявление. – У меня в руководстве Коминтерна знакомых нет. Кроме того, думаю, и Наркомат по иностранным делам эта бумага может заинтересовать. Знаю, что между Дзержинским и Чичериным не самые лучшие отношения. Но в интересах дела лучше переправить записку именно Чичерину.
Трилиссер грустно посмотрел на меня и промолвил:
– Передам. Дело нехитрое.
– Авторство залегендировать сумеете? – этот вопрос меня интересует, потому что не хочется светить свою слишком уж разностороннюю информированность.
Трилиссер еще раз смотрит на мою записку и замечает:
– А, так вы ее специально не подписали. От чего же так?
– Думаю, что ни НКИД, ни Коминтерн не отнесутся с восторгом к пророчествам хозяйственника из ВСНХ, – пытаюсь оправдать анонимность своего документа.
– Ладно, сообразим что-нибудь. – И с этими словами заместитель председателя ОГПУ убирает два моих листочка в сейф.
Следующий замысел, на долгосрочные последствия которого у меня были большие расчеты, было решено реализовать через Николая Ивановича Бухарина. Узнав расписание его лекций в Комакадемии, ловлю его в перерыве, представляюсь, и вручаю ему конверт с просьбой посмотреть и высказать свое мнение. Бухарин взял, пообещал не откладывать надолго, и на том мы расстались. А через несколько дней меня на работе застал телефонный звонок из секретариата Бухарина.
Николай Иванович пригласил меня в свой кабинет в редакции «Правды», на Тверской, 48 (на моей памяти это дом имел номер 18б и стоял он немного в другом месте – передвинули в 1978 году при расширении комбината «Известия») – то есть совсем недалеко от дома Нирнзее, где теперь квартировал и я вместе с Лидой и Михаилом Евграфовичем. Довольно симпатичное здание в стиле модерн – бывший Дом Сытина, где размещалось его издательство «Русское Слово». Кстати, Иван Дмитриевич и сейчас здесь проживает.