— Но? — подбодрил Одержимый, потому что я на этом запнулась, опять окидывая комнату взглядом и отчаянно надеясь, что просто не заметила нужную метку.
— Моются они, видимо, все вместе, потому что именно для этого предназначен водоем в центре большой комнаты, — вздохнула я. Мужчина в ответ насмешливо фыркнул, кажется, без труда сообразив, что именно меня волнует.
— Да не буду я за тобой подглядывать, не дергайся, — со смешком утешил он меня.
— Да, я помню, сомнительные прелести не интересуют, — поморщившись, отмахнулась я, забирая у него колбу с питательной смесью и делая несколько больших глотков. Не то чтобы меня действительно очень остро волновал этот вопрос — в конце концов, нормы приличий за пределами определенного социума теряют свое значение, чему наглядным примером могла служить предполагаемая (потому что точно пока никто не знал) мораль варов, — но определенное чувство неловкости присутствовало.
Мужчина в ответ пожал плечами и с ленивой снисходительной усмешкой сообщил:
— Это не главное. Просто подглядывание за женским купанием отдает детским садом. Я уже не говорю о том, что подобный поступок, мягко говоря, недостоин офицера.
— А ваше прежнее поведение, стало быть, достойно? — не удержалась я от насмешки.
— И когда же я сделал что-то, порочащее честь мундира? — ехидно уточнил он, перегораживая собой дверной проем и почему-то не спеша уходить от разговора.
— То есть хамство ее не порочит? Странная у вас честь, — я поморщилась. Замечание, конечно, было не лишено смысла, потому что Ветров в самом деле в основном грозился на словах и ни одной гадости не сделал. Но, на мой взгляд, неспособность следить за собственной речью мало отличалась от неспособности контролировать свои поступки. Кому как не мне знать, сколь многое порой способно решить слово.
— Ее порочит ложь, предательство, чинопочитание, но никак не высказанная вслух правда, — с той же ехидной снисходительностью отозвался Одержимый.
— А ваше особое отношение к наследнику в этой связи чем стоит назвать? — все-таки не удержалась я. Самодовольная ухмылка Ветрова откровенно раздражала и выводила из себя в гораздо большей степени, чем это было допустимо. А я-то наивно полагала, что успела к нему привыкнуть!
— А вот это уже не касается тебя никаким боком, — резко подавшись вперед и угрожающе нависнув надо мной, процедил ротмистр и, развернувшись, стремительно вышел.
А я на несколько мгновений замерла, пытаясь понять, что это сейчас было, почему так резко изменилось настроение Одержимого от довольно простого и напрашивавшегося вопроса, и почему вообще получился такой разговор? Да Бог с ним, с Ветровым; почему я себя так повела и разговаривала в таком тоне?! И единственный логичный вывод мне категорически не понравился.