Однако мисс Норрис не ответила, лишь с вежливым выражением на лице глядела прямо перед собой.
Я придвинула стул, села за стол напротив нее и развернула салфетку. Мы не разговаривали, а просто сидели в какой-то полудреме и молчали, как сестры по несчастью, пока в коридоре не раздался звонок к ужину.
– Ложитесь, – сказала сестра. – Я сделаю вам еще укол.
Лежа на кровати, я перевернулась на живот и задрала юбку. Потом спустила штаны своей шелковой пижамы.
– Господи, что у вас там такое?
– Пижама. Чтобы не приходилось постоянно одеваться и раздеваться.
Сестра тихонько хмыкнула. Потом спросила:
– В какую?
Это была местная шутка.
Подняв голову, я оглянулась на свои голые ягодицы. На них сияли лиловые, зеленые и синеватые кровоподтеки от уколов. Левая выглядела темнее правой.
– В правую.
– Как скажете.
Сестра вонзила иглу, и я дернулась, ощутив легкую боль. Сестры кололи меня три раза в день и после каждого укола давали выпить подслащенного фруктового сока, стоя рядом и следя, чтобы в чашке ничего не осталось.
– Везет же тебе, – сказала Валери. – Тебе колют инсулин.
– И ничего не происходит.
– Ой, еще произойдет. Я через это прошла. Скажешь, когда наступит реакция.
Но, казалось, реакция у меня так и не наступала. Я просто все больше и больше толстела. Мне уже стала впритык новая одежда на несколько размеров больше, которую купила мне мама, и, глядя на свой толстый живот и раздавшиеся бедра, я думала: как же хорошо, что миссис Гини не видела меня такой, поскольку я выглядела так, словно вот-вот рожу ребенка.
– Ты видела мои шрамы? – Валери сдвинула в сторону черную челку и указала на две бледных отметины по обе стороны лба – казалось, когда-то у нее начали расти рога, но потом их обрезали.
Мы гуляли с ней по больничному саду в сопровождении врача по лечебной физкультуре. Теперь меня все чаще премировали прогулками. А мисс Норрис вообще не выпускали на улицу.
Валери сказала, что мисс Норрис место не в «Каплане», а в корпусе для более тяжелых больных под названием «Уаймарк».
– А ты знаешь, от чего эти шрамы? – не унималась Валери.
– Нет. А от чего?
– Мне делали лоботомию.
Я с благоговейным ужасом посмотрела на Валери, впервые оценив ее неизменное олимпийское спокойствие.
– И как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно. Я больше не злюсь. Раньше я все время злилась. Тогда меня держали в «Уаймарке», а теперь вот я в «Каплане». Сейчас мне можно в город, пройтись по магазинам или сходить в кино. Конечно, вместе с медсестрой.
– А чем думаешь заняться, когда выберешься отсюда?
– Ой, я отсюда не уйду, – рассмеялась Валери. – Мне здесь нравится.