– Скажи мне всю правду, – потребовала я, – иначе я больше вообще не стану с тобой разговаривать.
– Разве я тебе когда-нибудь говорила неправду? – отозвалась мама и расплакалась.
САМОУБИЙЦУ СПАСЛИ,
СНЯВ С КАРНИЗА СЕДЬМОГО ЭТАЖА!
После двухчасового стояния на карнизе седьмого этажа над бетонной автостоянкой и собравшейся внизу толпой мистер Джордж Поллуччи позволил сержанту Уиллу Килмартину из полицейского участка на Чарлз-стрит втащить себя через ближайшее окно в безопасное место.
Я разгрызла арахисовый орешек из пакетика за десять центов, который купила, чтобы покормить голубей. Он оказался безвкусным, словно кусок старой древесной коры.
Я поднесла газету поближе к глазам, чтобы получше разглядеть лицо Джорджа Поллуччи, высвеченное, словно луна в три четверти, на размытом фоне кирпичной стены и темного неба. Казалось, он хотел сказать мне что-то важное, и это, наверное, было написано у него на лице.
Однако расплывчатые черты лица Джорджа Поллуччи растаяли, когда я всмотрелась в них, превратившись в правильный узор из темных, светлых и серых точек.
Черные, словно написанные тушью, строчки газетного абзаца не объяснили мне, почему мистер Поллуччи оказался на карнизе или что с ним сделал сержант Килмартин, когда наконец втащил его внутрь через окно.
Проблема с прыжками с высоты заключалась в том, что если неправильно выбрать этаж, то можно остаться живым после падения на землю. Я подумала, что седьмой этаж – это в самый раз, сложила газету и засунула ее между досками скамейки в парке. Газета оказалась из тех, которые мама называла «желтыми листками», и была переполнена сообщениями об убийствах, самоубийствах, избиениях и грабежах. Почти на каждой странице красовалось фото полуголой женщины с вываливающимся из декольте бюстом и ногами, пристроенными так, что виднелись краешки чулок.
Сама не знаю, почему раньше никогда не покупала такие газеты. Они были единственным, что я могла читать. Крошечные абзацы между фотографиями заканчивались раньше, чем буквам удавалось обнаглеть и начать извиваться. Дома мне доводилось видеть лишь «Крисчен сайенс монитор», появлявшийся на пороге ежедневно в пять утра, кроме воскресенья, и относившийся к самоубийствам, сексуальным преступлениям и авиакатастрофам так, словно их не существовало на свете.
Большая белая лебедь в окружении потомства приблизилась к моей скамейке, потом обогнула оккупированный утками, поросший кустарником островок и уплыла назад, под темную арку моста. Все, на что я смотрела, казалось ярким и очень-очень маленьким.
Я видела, словно в замочную скважину двери, которую не могла открыть, себя и младшего брата, совсем маленьких, с воздушными шариками в вытянутых руках, карабкающимися на борт большой педальной лодки в виде лебедя и дерущимися за место у борта над усеянной ореховой скорлупой водой. Я ощутила во рту вкус чистоты и мяты. Если мы хорошо себя вели у зубного, мама всегда покупала нам билеты на прогулку на педальной лодке.