— Я не люблю тебя!.. — воскликнула иерофантида, задыхаясь, и голова ее бессильно склонилась на плечо обнявшего ее молодого человека. Омбриций устремил пылающий, как факел, взгляд в фиолетовые глаза, в которых восторг зажег золотые искры. Опьяненный победой, трибун схватил голову иерофантиды обеими руками, как добычу, и впился в ее губы бешеным поцелуем. Ошеломленная необычным ощущением, Альциона едва не лишилась чувств. Она покачнулась в объятиях Омбриция, голова ее запрокинулась назад, лицо стало бело, как мрамор, губы полураскрылись, испуганные глаза побелели. Она упала на мраморную скамью, оперлась локтями о стол и, закрыв лицо руками, прошептала:
— Что ты сделал, несчастный?.. Изида, Изида… быть может, я уже больше не твоя иерофантида?
— Больше, чем когда-либо, — воскликнул Омбриций с уверенностью победителя, — ты моя иерофантида! Завтра я пойду к Мемнону и потребую, чтобы он немедленно разрешил нам повенчаться.
Альциона подняла на него полные муки глаза.
— И ты думаешь, что он согласится?
Трибун закинул тогу на плечо, потом, простирая руку с победоносным жестом, проговорил:
— Я уверен! Отныне я один твой властелин… и он должен считаться с моим желанием.
Позади беседки послышались шаги. Альциона вздрогнула.
— Уходи, умоляю тебя! — прошептала она. — Это Мемнон!
— Прощай, и до завтра, — шепнул Омбриций, едва успев выбежать в калитку ксилоса.
Это был не Мемнон, а Гельвидия. Она увидела волнение молодой девушки, увидела на столе шкатулку из слоновой кости и коралловое ожерелье.
— Откуда у тебя эта прелесть? — спросила жена декуриона.
— Это свадебный подарок Омбриция, — с печальным вздохом ответила Альциона.
— Уже? — Гельвидия улыбнулась и покачала головой.
Альциона с рыданием упала в объятия своей покровительницы, которая, догадываясь о происходящей в душе буре, утешала ее нежными словами и долгими ласками.
Сильный своей победой и горя нетерпением поскорее стряхнуть свое иго, Омбриций на другой день вошел в храм Изиды. Он застал у Мемнона Гельвидия. Оба, казалось, ожидали его, так как не выразили никакого изумления при его появлении.
— Я бы хотел поговорить только с тобой, Мемнон, — сказал трибун.
— Мы с ним составляем одно, — ответил Мемнон. — Мы соединены узами братства, при котором не существует тайн и доверие беспредельно. Я хочу, чтобы Гельвидий присутствовал при нашем разговоре.
— Тем лучше, — сказал Омбриций с притворной уверенностью, плохо скрывающей его замешательство. — Ибо я надеюсь найти в благородном декурионе поддержку для моей просьбы.
— Говори свободно, — сказал Гельвидий.