Когда ужин был готов, Маргарет открыла дверь кабинета и вошла, словно служанка, с тяжелым подносом на вытянутых руках. Она с радостью прислуживала бы Фредерику. Но он, увидев сестру, тут же вскочил с кресла и освободил ее от ноши. Это было продолжение того вновь пришедшего облегчения, которое принес его приезд. Брат и сестра вместе накрыли стол. Их руки часто соприкасались, они общались взглядами, столь понятными для людей одной крови. Огонь в камине погас. Маргарет начала разжигать его снова, стараясь не шуметь, чтобы не потревожить покой миссис Хейл.
– Диксон говорит, что для разведения огня в камине требуется дар и что никакое обучение тут не поможет.
– Poeta nascitur, non fit, – прошептал мистер Хейл. – «Поэтами не рождаются, ими становятся».
Маргарет была рада услышать эту цитату в его исполнении, как бы слабо ни звучал его голос.
– Старая добрая Диксон! – произнес Фредерик. – Как мы расцелуем друг друга! Раньше она всегда целовала меня, а потом смотрела мне в лицо, будто хотела убедиться, что я тот самый «мастер Фред». Затем она снова начинала обнимать и целовать меня! Маргарет! Что ты за «трубочист»! Когда к твоему телу пришили такие неуклюжие и бесполезные руки? Беги и вымой их! Лучше намажь масло на хлеб, а с камином я сам управлюсь. Разжигание каминов – это одна из моих врожденных способностей.
Маргарет вновь ушла на кухню, потом вернулась и начала ходить взад и вперед по комнате с радостным беспокойством, которое не позволяло ей сидеть на одном месте. Она с огромным наслаждением выполняла любую просьбу брата. Они с Фредериком понимали друг друга с полуслова. В доме скорби появился источник нежной радости. Но ситуация усугублялась тем, что в глубине сердец они понимали, какая непоправимая трагедия ожидала их в ближайшие дни.
Посреди беседы они услышали скрип ступеней на лестнице. До этого момента мистер Хейл, вяло развалившийся в кресле, с полусонной улыбкой наблюдал за детьми, как будто они являлись исполнителями некой доброй нереалистичной, но счастливой пьесы, которую было приятно смотреть и в которой он не принимал участия. Заслышав шаги, он вскочил с кресла и с внезапным беспокойством направился к двери, желая защитить Фредерика от любого постороннего человека, проникшего в их дом. По телу Маргарет пробежал озноб, напомнив ей о новом страхе, появившемся в их жизни. Она сжала руку брата и нахмурила брови, отгоняя тревожные мысли. Это были шаги их верной служанки, которая спустилась вниз и пошла на кухню.
– Я пойду и расскажу Диксон, что ты приехал, – сказала Маргарет. – А затем посмотрю, не проснулась ли мама.