— Вы знаете, что походная казна наша полупуста. Если не сказать больше… Чтобы её пополнить, предлагаю подойти к берегу и взять приступом город… Мне говорили, что в нём процветает купечество и есть богатые храмы…
— Да, княже, ты прав… Это ромейский город. Богатых купцов много и храмов тоже, и в этом убедился ещё за сотню лет до нас новгородский князь Бравлин. Я не советую расходовать силы, они нам сгодятся для взятия Саркела. Крепость сия — крепкий орешек, и чтобы взломать её, много трудов потребуется, — сказал Светозар.
Дир хмыкнул, но промолчал. Отпустил собравшихся, вышел на палубу, всмотрелся в мощные каменные сооружения, вплотную примыкающие к морю. Подошёл Еруслан, кивнул в сторону Сурожа, промолвил:
— Воевода прав, княже… Возни много тут, к тому же, наверняка, там всё наготове, соглядатаи не преминули передать о нашем водном пути…
— Хорошо, позови Светозара.
Когда воевода явился, Дир, улыбаясь, спросил:
— О каком новгородском князе давеча ты баял?
И Светозар рассказал, как повоевал Сурож Бравлин и как дружина пограбила город и окрестности, вытащила из храмов золотые и драгоценные вещи, и как сам князь стал разорять церковь святой Софии, но тут лицо его обернулось назад…
— Как это?
— Шея свихнулась, не повернуть… Говорят, христианский Бог наказал… И только когда Бравлин повелел вернуть пленных и всё отнятое у жителей Сурожа и священников, лицо его встало на место. И Бравлин, увидев сие чудо, окрестился…
— Да, занятная история… — усмехнулся Дир, но не начал подшучивать над нею. Приказал следовать дальше, не останавливаясь.
Дул попутный ветер. Гребцы отдыхали. На небе рдели белые облака. Водный простор зачаровывал, звал.
Еруслан впервые плыл на корабле. Ему нравилось. Он подолгу оставался наверху, беседуя с Лучезаром, которому тоже были в диковинку морские волны, с громким шорохом оглаживающие борта диер. Мужичок очень жалел, что доброго коня, добытого в бою при осаде Студийского монастыря, пришлось пешцам отдать. С жалостью вспоминал свою кровинушку — домашнюю клячу, отмахавшую немалый путь от Киева до Константинополя. Хорошая лошадка, но уж больно тихая, пришлось её бросить…
— Разорился я напоследок, — сокрушался Лучезар.
— Балда ты, Охлябина, — Еруслан, когда сердился на него, награждал Лучезара прозвищем, — напоследок… Ты этот последок ещё переживи… Могли бы и вот здесь свои головы покласть, — Еруслан ткнул на удаляющийся сзади мыс. — Да я уговорил Дира не связываться. — Любил прихвастнуть бывший предводитель кметов.
— Эх-ма, как топеря моя жонка с детьми управляется?… — канючил Лучезар.