так носит – непринужденно.
Когда Перри возвращается ко мне, я беру ее за руку. И тут же вспоминаю, какая мягкая и прохладная у нее кожа. И да, снова: я понятия не имею, почему это сделал – просто почувствовал, что так правильно. Судя по всему, она тоже… или просто не хочет меня обижать.
Чутье побуждает меня удостовериться.
– Можно? – спрашиваю я и ослабляю хватку.
Но она хватает мою руку сильнее и тянет меня к двери.
– Пойдем. Я голодная.
На улице она ненадолго останавливается, чтобы я свободной рукой закрыл магазин. Я чувствую на себе ее взгляд. Чувствую ее прикованное ко мне внимание, которое прерывается, только когда от порыва ветра волосы закрывают ее лицо, и она убирает их за ухо.
Ее волосы как медь. Гладкие и тонкие. С металлическим оттенком, поблескивающим в свете летнего садящегося солнца.
– Ты сегодня тихий, – замечает она.
– Просто не съел банан на завтрак, – отвечаю я. – Дома оказался всего один, уже коричневый и жуткий, так что если честно, у меня было куча всего сказать, когда я увидел его с утра пораньше.
Перри кивает, будто все это ей понятно, хотя мы оба знаем – да вся планета давно знает – что я просто спонтанно несу всякую хрень, которая так же спонтанно возникает у меня в голове.
– В бананах, между прочим, много калия, – говорит она, и я взвываю от хохота, поскольку что-то вроде такого же нелепого бреда я бы и сказал.
– Вот именно.
Мы снова на какое-то время замолкаем, и она наклоняет голову.
– Почему мне с тобой так комфортно?
Предполагаю, она действительно хочет знать ответ; Перри редко задает риторические вопросы.
Так что я пожимаю плечами.
– Может, потому что понимаешь, что нравишься мне, хотя я тебя еще не очень хорошо знаю? Мне кажется, между нами все становится еще лучше, когда ты рядом со мной.
– У тебя есть девушка?
– Я бы не стал держать тебя за руку, будь у меня девушка.
Теперь ее черед пожимать плечами.
– Не знаю. Просто тебе, кажется, нравится держаться за руки. Вот я и решила спросить.
Мать вашу, да, я понимаю, о чем она.
– Тогда я рад, что ты спросила.
Мы повернули за угол, и она отстает на шаг, когда подходим к припаркованной Бетти.
Поковырявшись секунду, я открываю ключами ее дверь, и Перри без единого комментария забирается внутрь. Мне нравится, что она не пытается выдать что-нибудь вроде: «Как круто, что у тебя есть эта дерьмовая развалина». Некоторые люди предпочитать притворяться, будто Бетти крутая тачка, хотя она реально уродливая. Еще она пахнет затертой до дыр обивкой, и мне нравится в ней только сама езда.
Двигатель рычит, и, включив первую, я отъезжаю и говорю ей: