— Ты доказал, что являешься взрослым существом. И умеешь принимать грязь мира лицом к лицу, не тая обиды…
Это утверждение вызвало у меня смешок, но я постарался его тут же задавить. Уж обиду-то я затаил, да еще какую. Но им пока не стоит думать о плохом. Пусть наслаждаются последними часами своей никчемной жизни. Вождь заметил перемену в моем настроении, помолчал и продолжил:
— В тебе нет обиды на мир. То, что ты взрастил гнев на нас, преходяще. Мы были, есть и будем. Наши отцы испытывали младших на терпение, мы испытываем, и дети наши будут испытывать. Не это важно. Ты готов принимать мир таким, каков он есть.
Слова огра заставили задуматься. Я хмуро кивнул. Вождь усмехнулся и сказал:
— Сейчас тебе предстоит еще одно испытание. Готов ли ты принимать самого себя, со всеми болями, мыслями, мечтами и потаенными желаниями? Готов ли ты с храбростью посмотреть в глаза своей животной половине, моркот? Нам расскажет об этом твоя боль.
Без всяких знаков с его стороны на краю площадки с тотемом выстроился ряд огров со странными луками в мощных руках. Их было девять, все молодые, в глазах не отражалось ни одной мысли. Луки — под стать мощи стрелков, крепкие и большие, почти в рост нормального эльфа. Вождь величественно воздел руки к серому плачущему небу и громко возвестил:
— Да прозвучит слово боли, да раздастся молчание смелости, да распахнутся объятия храбрости! Пришло время черному моркоту рассказать о его храбрости и стойкости.
Огр отошел от тотема на три шага в сторону, развернулся лицом к стрелкам и медленно кивнул. Я же успел задаться мыслью о том, к чему вообще все эти испытания, мерзкие и кровавые? Если они собираются меня убить, то смысла в них просто нет. Или у них другие планы? Тогда обязательно надо будет разузнать о намерениях огров поболь… Живой треск рвущейся плоти и адская боль пронзили плечо, от чего в глазах помутилось. Сил хватило только на то, чтобы не заорать. В левой руке торчала могучая стрела, пришпилив конечность к тотему. От второго попадания в голове поднялась белая муть, накаленная и жгучая. Но кричать нельзя. Ни в коем случае, иначе… Что иначе, я не знал. Главное — ни звука и поменьше движений. Теперь я сросся с тотемом обеими руками.
Третья стрела вонзилась в левую голень, царапнув кость. Это было зверски остро и откровенно. Белизна в глазах сменилась красным туманом, от которого во мне начал рождаться утробный рык, сдержать который не было мочи. Но я сделал это — ни звука не сорвалось с губ. Мой взгляд нашел глаза вождя, зацепился за черно-синие зрачки и замер, впитывая все оттенки его настроения. Спокойствие и невозмутимость огра помогли удержаться от крика, когда четвертая стрела пронзила правую голень. Еще пять… Всего пять стрел. Надо выдержать!