— Не знаю, анкх, — отозвался я.
Князь нахмурился и сказал:
— Не смей меня называть этим древним словом, пришелец с равнины над стеной. Анкх у нашего народа был только один — царь черных моркотов, на которых ты чем-то похож. Но уже семь сотен лет минуло с тех дней, когда страсть Драконьего Катарсиса сожрала это племя безумцев и убийц. Сегодня ты увидел последнее утро в своей жизни, если только не скажет своего защитного слова Аскалай, родитель отцов. Мы послали за ним вчера, и оно прибыло на восходе солнца, укрытого плачущим покровом неба.
Я пошевелил руками, стянутыми за спиной все той же паутиной. Режущие нити впились в кожу еще глубже, чуть не заставив меня прикусить губы. Горотур, стоявший рядом невозмутимым идолом, фыркнул и проворчал:
— Вы утратили последний разум за эти века, красный. Мы простые путники, которые пришли найти сородичей этого чернявого.
Князь скривился и сказал, обращаясь к толпе вокруг нас:
— Пора Аскалай сказать свое слово. И пусть Бездна будет к вам милосердна, пришельцы, да снизошлет она вам смерть до того, как вы упадете на самое дно Лесного Моря.
По моркотам прокатилась волна движения, они расступились, и на лобное место медленно выбралось нечто кошмарное. Существо имело, кроме дряхлых корявых ног, четыре сучковатые руки. Голова напоминала перевернутый пенек с тремя горящими гнилой зеленью глазами. Кожа создания определенно была морщинистой древесной корой грязно-желтого цвета. В туловище твари зияло настоящее дупло, из которого неслось басовитое гудение, какое мог бы издавать рой диких пчел. Существо остановилось в пяти шагах от меня, и вокруг площади раздался жужжащий голос:
— Чую… Чую скованную силу, что рвется на волю в жажде полета…
— Оно говорит… — разнеслось по толпе моркотов.
— Тримурра скоро прозреет, — гудело существо сквозь поднявшийся гомон. — И красный свет растечется по ветвям нашего дома. И синее дыхание соберет лес воедино. И белая кровь напитает старые раны.
Аскалай замолкло на минуту, чем тут же воспользовался князь. Изображая подобострастие, красноволосый старик чуть ли не растекся по тесаному дереву перед живой корягой и сказал:
— Прошу тебя, родитель отцов! Реши судьбу этих двоих нарушителей границы Лесного Моря. И пусть воля твоя поможет народу твоему обрести знание.
Рука-ветка бесполого существа стремительно обрушилась на спину старика, отчего тот взвыл дурным голосом, вскочил на ноги и зашипел, не смея выразиться как-то конкретнее. Моркоты вокруг изумленно притихли, а Аскалай загудело:
— Покой лишь смертный сон, от которого пора пробудиться. Три рода проснутся, и взовьется черная вуаль полнородия. Отпусти, сын, этого черного моркота. Пусть вернется в лоно семьи. Не мешай ему, иначе сон станет смертью.