– Я не предаю свою подругу, – сказала Кёсем чуть резче, чем намеревалась. – Просто знай и пойми: Хадидже… Махфируз угасает. И с ней угасает клятва ее. А Осман… Он, конечно, хороший мальчик – но он ни в чем не клялся. Ни своей матери, ни мне.
– Ни своим сводным братьям… – прошептала Марита, мгновенно поняв и приняв правду своей хозяйки. – Твоим сыновьям, госпожа…
– Именно так. Еще день назад я была готова сражаться за него, как львица, собиралась сказать своему сыну: «Ты не станешь султаном, стань вместо этого опорой брата своего, ведь ему тяжелее, чем тебе!..» Но сейчас…
Кёсем остановилась, не зная, как объяснить то странное, что ощутила вчера. Но наперсница испуганно смотрела на нее округлившимися глазами и часто кивала.
– Воистину, госпожа: а я-то, дура, понять не умела… Как раз вчера. И суток не прошло.
– Ты тоже это почувствовала?.. – Голос Кёсем упал до шепота. Все-таки она даже сейчас надеялась, что ошибается.
– Ой, госпожа, почувствовала или нашептал мне кто невидимый, – Марита выразительно указала пальцем вверх, – но что-то с нашим… с шахзаде Османом не то. Словно переменился он, другим человеком стал. Когда вышел из отцовской опочивальни…
– Вот как? – медленно произнесла Кёсем. – А почему я этого не знаю?
– Я решила тебя не огорчать, госпожа. – В голосе Мариты не звучало раскаяния или страха. – Ведь отец… То есть султан, господин наш и повелитель, он ведь послал за своим старшим сыном, чтобы, ну… А ты только за час до того уснула, утомленная бдением у его ложа.
«Чтобы попрощаться», – догадалась Кёсем. И снова, который уже раз, ощутила тупую боль в сердце.
– Так что ты права, госпожа, а я ошибалась: мать ему теперь не указ. Значит, пусть Халиме-султан, матушка нашего шахзаде Мустафы, возвращается из старых палат в новые. Пусть она примет звание валиде. Все равно ей со своим сыном без тебя, госпожа, и слова не сказать. Так что будете им править вдвоем: ты и она…
Взгляд Кёсем мгновенно отвердел – и служанка замолкла, по-настоящему испуганная. Рано, ох, рано заговорила она о том, кто будет управлять новым султаном!
…Но тут и наступило время, когда звучит голос муэдзина. Правоверные исполняли молитву, солнце медленно поднималось над городом, а с ним возвращались и будничные заботы, и повседневные дела, и необходимость жить и трудиться – все как обычно. И, конечно же, за пределами дворца о болезни султана говорили лишь в связи с возможными переменами (дай Аллах ему здоровья, не делай нас безутешными и скорбящими!), но в остальном жизнь текла по раз и навсегда заведенному порядку, двигалась, как колесо арбы по проложенной годами колее.