— Ой-ё-ёй, спинушка моя, вся ровно отвалилася…
Отец сидит, не двигаясь, на крыльце, а Колька срывает с корзины тряпицу.
— Вишенье! Ура! Вишенье! — Колька отправляет в рот горсть ягод и жует, хрустя косточками. Кисло-сладкий сок сводит скулы. Колька морщится, а рука снова тянется к ягодам, и пальцы выбирают самые крупные и самые спелые. Он набирает новую горсть и подскакивает к отцу.
— Папка! Ты посмотри какие! — И садится рядом на ступеньку.
Отец берет ягоду, бросает в рот и катает на зубах — пробует.
— Где брали?
— А за согрой, возле Черной ляги наткнулись. Как усыпано кем… Катюшка с Польшей тоже по ведру набрали. Еле приперли. Да груздишек перед этим наломали. Упластались — ноги не дёржат.
— На хрена они тебе, эти грузди-то! Ходи за ними, ломай спину-то! — Отец выплевывает вишневую косточку. Колька и мать разом взглядывают на него, Колька — испуганно, мать — растерянно.
— Вот-вот, да ты чё боронишь? А зимой-то чё ись?
— Доживем ли до зимы-то, неизвестно! А то, может, соберемся да мотанем к чертовой матери, пропади оно все пропадом!
— Вот-вот-вот, да ты чё засобирался?! Стряслось ли, чё ли, што-нить?
Отец опускает подбородок на грудь. На небритых щеках его ходят желваки. Мать молчит, потом испуганно вскрикивает:
— Ваня!.. Што стряслось?! Ты чё молчишь, не сказываешь?! — Мать поддерживает руками узелок запона с груздями, будто боится, что он развяжется сейчас сам собой и грузди посыплются на землю.
Отец поднимает голову. Между бровями над переносьем появилась глубокая складка, глаза почти ушли под брови, смотрят зло, губы крепко сжаты.
— Догоняет меня щас, перед самой деревней уж, Аркаша Безуглов на ходке.
— Это новой бригадир?
— Ну да! Лошадь придержал, приглашает: садись. Сел. Он тронул. Молчит. Потом, как обухом по голове: Иван, говорит, Артемьевич, правление приняло решение единоличных коров в деревенский табун не пускать! Это, значит, нашу да Коли Иванова, Ивана Щукина да Петра Синицына — в опчем всех, кто на лесозаводе работает… Я ему: какой я вам единоличник? Я рабочий! Плотничаю! Нет, свое: раз в колхозе не робишь, не имеешь права пасти корову на колхозной земле!.. Как так — не имею?! А на какой имею?! Он на меня зыркнул, шары сразу в сторону: на какой, говорит, хошь, гоняй туда, где работаешь… Я ему: да я же здесь живу! Он свое: здесь земля колхозная!.. Колхозная?!
Я с ходка долой. Он лошадь понужнул и покатил. Во! Порядки, мать их в лоб! Што хотим, то и воротим!
— Вот-вот-вот, сдурели совсем! Ваня, чё жо делать-то будем? Это они чё жо выдумали-то, а? Ну, нисколь не живется людям спокойно! То одно, то другое, то сено не вози, то корову не гоняй! Господи!.. — На глазах у матери появляются слезы, она причитает: — Хоть головушку захватывай да беги куда глаза глядят…