– Будешь мне женой?… – Блеснув глазами со слезинкой и поелозив на мне, освобождаясь от разделявшей нас ткани, Ия скинула рубашку и нагнулась ко мне…, ее грудь коснулась моей и я ощутил долгий, нежный и глубокий поцелуй, заставивший от наслаждения закрыть глаза и совсем откинуться назад. Почти не отнимая своих губ, она прошептала:
– Я всегда хочу быть с тобой, и мы обязательно повенчаемся. Знаешь, в тебе есть что то, что никогда не отпустит – мы всегда будем вместе и всегда будем счастливы…, пока живы. Мама так сказала, а она никогда не ошибается… – Ее поцелуи, соленые от слез, упавших на губы, прожигали не только тело, но и душу насквозь…, и казалось оставляли ощутимые приятные метки в местах прикосновения, но эти слезы были потоком радости.
Хотелось остановить время, застопорив эти мгновения своей жизнью навсегда. Но навсегда они остались только воспоминаниями, впрочем далеко не единичными и часто повторяющимися… поцелуи, возвращающие силы, поглощающие любые невзгоды, отводящие любые мысли, кроме тех, что дарили восторг…
…Вернувшиеся родители, высыпали провожать меня вместе с ней в прихожую. Мама, обнимая на прощание, пыталась вручить несколько рублей на такси, а отец, крепко пожимая руку, протянул блок «Герцеговина Флор» – роскошные папиросы, не понятно от куда у него взявшиеся, при его предпочтении к фильтрованным крепким, не нашего производства, сигаретам. Я выбрал курево, а у будущей тещи с извинением поцеловал руку, но на деньгах она продолжала настаивать:
– Алексей, Алешенька, ты теперь дорогой для нас человек, и мы…, кстати, уже говорили с твоими родителями – удивительная и очень прозорливая у тебя мама. Пойми правильно, я не жизнь тебе облегчаю, а хочу избавить от некоторых… ну, поезжай пожалуйста на такси… – Удивительно, но тут они все вместе насели на меня с этой просьбой. Я пообещал не только выполнить их желание, но и вернуть деньги, конечно цветами, за что получил с двух сторон одновременный поцелуй и маленькую фразу шепотом:
– Я тебя очень люблю!
…Машины не останавливались, ни с шашечками на крыше, ни частников видно не было, до училища пешком минут 30–40, а если поднапрячься, то и того меньше. Рисковать не хотелось, а времени в обрез. Поблагодарив судьбу за то, что отказался от предложения Ильича проводить меня: «В самом деле не ребенок», – посмотрел еще раз на окна, где кажется увидел личико возлюбленной, помахал рукой, сделал жест сожаления плавно переходящий в обещание позвонить и потопал пешечком, прибавляя ходу, направляясь в сторону набережной, ведущей к казармам у Театральной площади.