– И что он говорит? Признался?
– Запирается, – вздохнул секретарь. – Не хочет в Сибирь али на плаху. Твердит, что мёртвым князя застал, да кто ж ему поверит при таких уликах и свидетелях?!
– Смелости убить хватило, пущай теперь и вину признать смелость найдётся, – рявкнул воевода. – Глядишь, и от дыбы избавим. Чаво кости зазря ломать да время впустую тратить. Иных забот по горло.
– Господин воевода, дозвольте встретиться с братом, поговорить, – попросил Иван, до которого дошёл весь ужас того, что приключилось.
Фёдор Прокопич снисходительно кивнул:
– Дозволяю.
– Благодарю вас!
– Нечего благодарить, об антиресах следствия беспокоюсь. Авось удастся тебе уговорить братца. Пущай в грехах признается. Не здесь, так на небесах легче будет.
– Где вы его держите? Проводите к нему.
– За мной пожалуйте, – попросил секретарь. – Его в кладовке заперли и солдата с ружжом поставили, абы чего не учудил.
Ивана впустили в тёмный чулан. За спиной со скрипом закрылась дверь, стукнул засов. В углу что-то зашевелилось.
– Чего вам надо, уроды?
– Уроды? – переспросил Ваня. – Брось ругаться. Свои. Это я, Иван!
– Ваня! Тебя что, тоже… арестовали?
– Окстись, дружище. Не за что меня арестовывать.
– Уверен? Меня ни за что ни про что скрутили. Ладно, плевать! Проходи, садись. Тут лавка была. Рукой нащупай, если глаза не привыкли.
– Ага. Сейчас найду.
Иван отыскал лавку и неторопливо сел.
– Давай, брат, выкладывай как на духу: во что ты влип?
– Тебе ещё не рассказали? – окрысился Пётр из угла.
– Рассказали. Токмо я бы хотел от тебя услышать. Мне твоим словам больше веры. И не надо на меня злиться. Я-то тут при чём?
– Прости, – повинился Пётр. – Навалилось столько всего и сразу! Наташа убита, а теперь на меня ещё и Четверинского повесить хотят.
– Ты ведь не убивал?
– А ты как думаешь?
– Думаю, что нет. Может, хотел, но не убил. Не смог бы.
– Правильно думаешь.
– Значит, я не ошибся. Насчёт Наташи… прими мои соболезнования, братишка. Я ведь знаю, как она тебе дорога была, царствие ей небесное!
– Спасибо, Иван! Мне больше не на кого положиться. На тебя надежда. Воевода и его псы мне не поверили. Я ведь не убивать шёл. Да, поквитался бы, отбивную из Четверинского сделать хотел… Но потом за шкирку и под суд. За смерть Наташи, за прочие его проделки… живым бы он всё равно не остался. Я ему смертный приговор лично бы выхлопотал.
Иван понуро опустил голову, спросил как можно спокойней:
– Как узнал, что это князь велел Наташу убить?
– Да почти из первых уст. Протасов сказал, подлюка! Перед тем, как я его на тот свет спровадил.