На серых стенах были расположены большие монументальные картины на библейские сюжеты. Мастерски выполненные работы притягивали взгляды. Их хотелось рассматривать и вникать в суть изображенного действа. Массивные золоченые рамы тускло поблескивали в свете горящих свечей. Где-то далеко впереди, у алтаря, священник, облаченный в белые одежды, что-то читал густым низким голосом. Двое служек помогали ему. Неторопливо и уверенно они делали свое дело, хотя не все присутствующие были увлечены этим процессом. Некоторые так же, как Саша и Ги, забрели сюда ради любопытства, но на них не обращали внимания.
– Мне всегда казалось, что картины как окна в другой мир, – прошептала Александра, наклоняясь к уху своего спутника. Он молча обернулся и удивленно посмотрел ей в глаза. Потом тихо проговорил:
– Какой красивый образ– окно в другой мир.
Саше стало неловко за свою маленькую хитрость. Поколебавшись, она созналась.
– Вообще-то, это не мои слова, фраза о картинах принадлежит Ремарку.
– Ремарк? – искренне удивился тот. – Коммунисты читают Ремарка?
– Ну, не все в России коммунисты, – прошептала Саша над самым его ухом. – А вот Ремарка в России читают. Читали, по крайней мере.
– Интересно, – оживился Ги. – И кто же тебе запомнился?
– Мне очень близки образы Пат и Рут.
– Правда?
– Теперь ты задаешь мне этот вопрос, – грустно усмехнулась Саша.
На них обернулись. Осуждающих слов сказано не было, но возмущенные взгляды были более чем красноречивы. Пристыженная Александра потупила глаза, а Ги дернул ее за рукав, увлекая за собой.
Они вышли на улицу. Уже зажглись огни, и сказочный город поглотила волшебная ночь. Майская прохлада стала забираться в рукава легких костюмов. Прохожие не хотели покидать старый город и кутались в свои дневные одежды. Ги посмотрел на часы и предложил до возвращения в Гент прокатиться по Антверпену на машине. Саша согласилась. Ей было неуютно оттого, что она стала причиной их бегства из красивой церкви, да и от присвоенных ею чужих слов.
– Знаешь, ты меня удивила, – неожиданно произнес Ги на ходу. – Признаться, у меня русские ассоциировались с другим образом.
– Водка, икра и медведь с гармошкой?
Он расхохотался так неожиданно, что Саша вздрогнула.
– Слушай, а что у вас по Москве, – Ги еле выговаривал слова, – медведи уже не ходят?
– Только зимой, когда город по маковки заносит снегом.
– Что такое маковки? – едва выдавил из себя Ги.
– Купола церквей, куда залезают пьяные мужики.
– Зачем? – кареглазый на миг остановился, пытаясь понять, насколько серьезно говорит его спутница.