– Милорд, – говорю я и склоняюсь в поклоне.
Он улыбается мне и подзывает ближе. Я подхожу, склоняюсь над ним и целую его, стараясь не обращать внимания на исходящий от него смрад. Он обвивает рукой мою талию и сжимает ее.
– О, Кейт… Вы с придворными хорошо поужинали?
– Нам очень недоставало вас, – отвечаю я и присаживаюсь на поставленный для меня стул возле кровати. – Надеюсь, вы вскоре почувствуете себя лучше и присоединитесь к нам. Вы давно уже лишаете нас радости вашего общества.
– О, я уверен, что так и будет, – весело говорит он. – Это был всего лишь обычный жар, который время от времени у меня бывает. Доктор Уэнди говорит, что я справляюсь с ним легко, как юноша.
– Да, вы обладаете потрясающей силой, – я с энтузиазмом киваю.
– Ну, что же, может быть, стервятники и парят над головой, но поживиться им пока нечем. – Король жестом указывает на Гардинера как на стервятника, и я улыбаюсь прямо в насупленное лицо епископа.
– Я скорее жаворонок, высоко взлетающий в небеса, чтобы пропеть вам хвалу, – пытается отшутиться тот.
– Говорите, жаворонок, милорд епископ? – Я склоняю голову набок и внимательно смотрю на его черно-белые одежды. – Скорее уж ласточка, по вашим цветам.
– Ты видишь Стефана ласточкой? – с интересом переспрашивает король.
– Прилетает летом, внезапно, – начинаю перечислять я. – И всегда является предвестником каких-то событий. Как только здесь появляется епископ Гардинер, у Тайного совета начинается жаркая пора для проведения допросов и расследований. Наступает время для церковников того же пера вить гнезда и растить птенцов. Это их время.
– Разве они прилетают не навсегда?
– Холодные ветры правды могут спугнуть их с насиженных мест, милорд.
Король смеется. Епископ же молча наливается яростью.
– А в каком еще цвете ты могла бы себе его представить? – спрашивает король.
Я отваживаюсь на смелый шаг, вдохновленная его смехом. Я поворачиваюсь к нему и шепчу:
– Вам не кажется, что его милости пошел бы красный цвет?
Красный – это цвет кардиналов. Если б Гардинер смог вернуть королевство назад, в объятия Рима, папа немедленно наградил бы его кардинальским званием.
Генрих разражается настоящим хохотом.
– Екатерина, да у тебя язык острее, чем у Уилла! Что скажешь, Стефан? Хочется красную шапку-то?
Губы Стефана Гардинера плотно поджаты.
– Мы говорим о серьезных вещах, – наконец выдавливает он из себя. – Не подходящих для шуток над ними. Как и для дамских ушей. И для жен.
– Он прав, – вдруг говорит король неожиданно усталым голосом. – Мы должны позволить нашему другу защитить Церковь от ереси и насмешек, Кейт. Речь идет о моей Церкви, а она – не повод для споров и шуток. Важнее ее ничего нет.