— Холодная вода, — фыркнул Гостомысл.
— Может, приказать принести горячей воды? — спросил Ратиша.
— Не надо, — сказал Гостомысл и, повернувшись к Сто-уму, проговорил: — Боярин, ты что-то становишься плохим советчиком. Стареешь что ли? Робкий стал чересчур.
Стоум от обиды покраснел.
Гостомысл скинул рубаху, нагнулся над тазом и стал мыть лицо. Лицо от холодной воды порозовело.
После зимы тело было белое. Гостомысл, как и положено двенадцатилетнему подростку, был худощав и казался хрупким. Только тренировки в воинском мастерстве, которым он посвящал по принятому обычаю несколько часов в день, сделали мышцы жилистыми, словно жгуты.
— Я не робкий, осторожный и гляжу на жизнь реально. Это вы, молодые, все наскоком. Как твой наставник, я должен оберегать тебя от опрометчивых поступков, — с обидой проговорил Стоум.
Гостомысл взял рушник из рук воина и потер лицо. Затем, обернувшись в Стоуму, проговорил:
— Боярин, ты мне всегда был как отец, я не хотел тебя обидеть, но ты не понимаешь, что происходит. Недовольные старшины не угомонятся, пока не добьются своего и не прогонят меня. У них есть для этого интерес — они хотят, чтобы князь был у них в зависимости. А я не хочу этого.
Гостомысл уронил рушник на лавку. Ратиша взял из рук слуги свежую рубашку и подал Гостомыслу.
— И поэтому, чтобы не было споров со старшинами, лучше мне пока быть от них подальше. Поэтому надо идти в поход. Милана говорила, что Готлиб ждал помощи. Возможно, он уже встретил ее и готовится снова напасть на нас.
— Но стоят ли разбойники сейчас на Неве или нет, то никому не известно. Попусту только потратим время, — сказал Стоум.
— А если и не встретим врага, то это будет еще лучше, — весело сказал Гостомысл, — потому что можно будет сказать, что враг бежал, испугавшись нашего войска.
— Как скажешь, князь, — холодно сказал Стоум. — Только как бы тебе не потерпеть поражение больше, чем твой отец.
— Значит, надо сражаться так, чтобы победить. Если нет силы, так хитростью надо бить врага, — сказал Гостомысл.
Помрачнев от неприятного напоминания, он взял рубаху и стал ее надевать. Ратиша помог надеть рубаху.
А Стоум вздохнул:
— Какая уж хитрость против силы?
Гостомысл возмутился:
— Боярин, мне надоели твои старушечьи причитания. Ты еще слезу пусти!
Стоум громко засопел.
— Ну, если тебе, князь, не нравятся мои советы... — с обидой начал он.
Ратиша, молчавший до сих пор, вмешался:
— А я знаю, что делать!
Гостомысл и Стоум бросили на него удивленные взгляды.
— Ах, вот и юноша решил поучить меня уму, — колко проговорил Стоум.
Ратиша колкость пропустил мимо ушей и начал говорить.