Три дня Петр Иннокентьевич не показывался на улице и не отвечал на телефонные звонки. Если бы в эти дни корреспондент забежал к нему по какой–нибудь надобности, он, вероятно, придушил бы его прямо в прихожей. Затем Верховодов написал пространное, гневное письмо в редакцию. Через месяц пришел ответ. Редакция газеты приносила ему свои извинения и сообщала, что автор интервью строго наказан – ему объявлен выговоре занесением в личное дело. «Выговор, – изумился Петр Иннокентьевич. – Под трибунал бы его, сукиного сына!»
Он понимал, что вряд ли сумеет объяснить свою боль, тоску и гнев и «сынку» – корреспонденту, да, пожалуй, и всей редакции; вряд ли сумеет доказать словами, что преступно задевать неумелыми и поспешными руками то, что свято. В письме он вообще не касался этой стороны дела, а напирал на искажение конкретных фактов и прямые ошибки.
Марк Волобдевский, разумеется, ничего этого не знал и пришел к Верховодову с открытой душой, на дне которой таилось предчувствие необходимости подкрепить будущую поэму сопроводительной запиской именно такого видного общественного деятеля, как отставной подполковник Верховодов.
– О чем же вы хотите писать? – осторожно поинтересовался Петр Иннокентьевич.
Поэт поудобнее притерся к креслу, бросил туманный, но красноречивый взгляд на хрустальный графинчик на полке серванта и произнес вступительное слово.
– Природа, уважаемый Петр Иннокентьевич, тут вы, конечно, согласитесь со мной, требует защиты. Вы еще более согласитесь со мной, если я замечу, что она требует защиты не от животных, не от какой–нибудь там тли или стрекозы, а, к сожалению, от хомо са– пиенс, то есть человека. Да, мы дожили до горестного момента, когда природе страшны не только стихийные бедствия, сколько наш брат, безжалостный двуногий истязатель и хищник. Вас не обижают мои слова?
– Нет, не обижают.
– Понимаете, я поэт и привык говорить правду в лицо. В этом я вижу свой гражданский долг… Известный каждому школьнику афоризм Мичурина: «Мы не можем ждать милости от природы, взять их – наша задача» – сегодня звучит по меньшей мере легкомысленно. Теперь не мы, а природа ждет от нас милости. Я бы не побоялся перефразировать великого садовода таким образом: не брать от природы, а отдавать ей награбленное – вот наша задача! Кстати, это и будет главным лирическим запевом моей поэмы.
– Любопытно, – Петр Иннокентьевич, проследив за завороженным взглядом Марка Волобдевского, поднялся и поставил хрустальный графинчик на стол.
– Домашняя наливка. Угощайтесь!
– Надеюсь, изготовлена без злоупотреблений.