– По крови родство – не главное родство. Ты отца и мать предал, Кеша. Ты торговал, теперь тобой торгуют. Черномазый и тот… с двумя фиксами.
– Хочешь, чтобы я их выдал?
– Да, хочу. Я слов не боюсь. Да, выдал.
Викентий заплакал, не пряча глаз, неумытое лицо его стало грязным от слез.
– Я их выдам, а ты потом и этого мне не простишь… Я ведь правда не виноват. Испугался. Они сказали: иди, толкни, сотняги две отвалим. Я спросил: «Чье золото?» Они сказали: «Наше, наше!» Я знал, что не ихнее, откуда у них быть золоту, а рассудил так, почему бы и не быть, если они сто лет так спекулируют. Нажили, теперь продают. Испугался я, брат. Убить они меня не убьют, а поувечить могут спокойно.
– Стыдно, Кеша. Еще стыдней, что я, сопляк перед тобой, тебя стыжу. Во, ты докатился как!
– Ерунда все это, брат, брызги жизни, как Сива говорит. Ничего этого нет, пустое… Я вот мечтал, у меня мечта была, хотел красиво полюбить, и чтобы меня красиво полюбили. Нарочно никого не заводил, не женился. Мне с мечтой веселее было. Ты другой, ты не поймешь… Отец мог бы понять… Я не конкретную женщину хотел, понимал – это у всех одинаково, да и у меня бывало. Видишь, не умею тебе объяснить. Может, я для поэзии родился, для музыки. Может, я в себе такую музыку слышу, которую никто не слышит… Брат, брат! Стыдно, говоришь? – лениво повел рукой постенай. – Нет, за это мне не стыдно. Родиться, отбарабанить все, что тебе положено, потом лечь и, как животное, в вони помереть – вот стыдно, да.
Теперь Егор хорошо понимал брата, жалел, что раньше никогда так не поговорили душевно.
Шаги прогрохотали по коридору и спрятались за дверью.
– Подслушивает, – Викентий улыбался чуть капризно. – Пусть подслушивает, служба… Скажи старикам: ошибка это. По ошибке я сюда загремел, скоро выйду. Голобородько ничего не говори… Я сам, наверное, все–таки… А ты меня не оставишь одного, Егор? Если они мстить будут.
– Мы им, гадам, уши–то пообрываем. Мы их научим родину любить. – Егор был уверен: он кому угодно уши пообрывает за брата. Представился бы случай.
Дверь распахнулась бесшумно.
– Выходи!
Егор крепко, со всей силой сжал влажную руку брата.
На улице стемнело, он и не заметил когда. Девушки переминались на углу.
– Ни в чем он не виноватый, – не ожидая вопроса, объявил им Егор. – По недоразумению забрали, спутали с кем–то. Вы бы не трепали языками, если можно. Очень вас прошу. Особенно тебя, Светка. Ты же, чего узнаешь, сразу на площадь бежишь.
Наташа нервничала: сколько времени она не была дома, и каждую минуту мог позвонить Афиноген. А она тут прохлаждается. Заранее ведь было ясно, все это очередная Светкина штука. Милиция, преступление, что это такое? Ничего такого нет на свете.