Закройщик, дыша пузом, оторопело озирался. Женщины–портнихи пересмеивались и перешептывались.
– Внимательнее, пожалуйста, Света, – дымясь и остывая, бурчал Эрнст Львович, – так мы всех заказчиков растеряем. Конечно, я понимаю – тепя торопили, – он бросил по сторонам свирепый взгляд.
– Что же вы штанишки не выпускаете из ручек? – мурлыкала Света. – Как бы клиент лишние рублики с собой не унес второпях.
– Света! – задохнулся Эрнст Львович. – Ты мне… такое! Как можно, а?
Затем он сидел на табурете в сторонке, утирая лицо большим серым платком, беспомощно следил, как Света, напевая арию Кармен, аккуратно и скоро переглаживала брюки.
Катерина Всеволодовна Карнаухова заняла очередь за сосисками. Сама она их терпеть не могла – по 2 рубля 60 копеек, ядовитые, с привкусом хозяйствен* ного мыла, но Николай Егорович поедал их, обжаренные с яйцами и помидорами, с наслаждением. Он съедал их зараз по шесть штук. А уж если любил сосиски отец, то не отставал от него и Егор.
Она маялась в очереди, переживала за Викентия. Куда он опять отправился? Отец строго–настрого приказал не выпускать его на улицу. Как же, удержишь! Хлопнул дверью, и был таков.
От печальных мыслей ее оторвало появление бабы Пелагеи, соседки по подъезду, которая с воплем: «Я
тут занимала, когда вас и в помине не было», – вшто– порилась в очередь прямо перед Карнауховой.
Баба Пелагея, пенсионерка, очень здоровая обличьем женщина, подрабатывала шитьем на дому и торговлей сембчками на базаре. За семечками она каждую осень выезжала на неделю в неизвестном направлении. Привозил обратно ее всегда племянник, водитель трехтонного грузовика; он же разгружал и заносил вквар– тиру мешки с тыквенными и подсолнечными семечками, а потом весь вечер пьянствовал у нее в гостях. Как правило, перебрав сорокаградусной, племянник в май-* ке выскакивал на улицу и начинал приставать ко всем проходящим женщинам, сквернословить и безобразничать. Баба Пелагея, наглядевшись на племянника из окна, сама вызывала милицию и после со стенаниями и жалобами подсаживала дорогого родича в зарешеченный фургон. У Пелагеи своего телефона не было и звонила она от Карнауховых, поэтому Катерина Всеволодовна была в курсе всех жизненных обстоятельств соседки. Муж Пелагеи в незапамятные годы удрал «к развратной женщине», дочка вышла замуж за «военного офицера» и улетела на Камчатку.
Карнаухова прикидывала примерный доход бабы Пелагеи. Та получала пенсию – 60 рублей, ежемесячно дочь присылала ей 20–30 рублей. Плюс к этому – торговля семечками и шитье. Нет, не бедствовала Пелагея, хотя и любила навести тень на плетень, устраивала иногда в магазине целые представления, всячески обзывая продавцов, обвешивающих «горемычную нищую старуху».