– Разве я на тепя кричал?! – начал Эрнст Львович, захрустев ловко подцепленным на кончик вилки рыжиком. – Если пы я знал, что это ты глатила, язык пы проклотил.
Слегка обалдевший закройщик, желая потешить Светку, продемонстрировал, как бы он стал глотать язык, уминая его в глотку исколотым портновским пальцем. Получилось смешно. Свете понравилось. Она чуствовала себя в ресторане привольно, как на лесной лужайке. Оркестр грянул шейк, и через весь зал к их столику потянулся федулинский Мефистофель, дамский угодник, шофер с автобазы Митька Шуруп. Стройный, черноволосый, с затуманенными музыкой, вином и предвкушением побед ярко–синими глазами, он галантно поклонился и пригласил Свету на танец. Она отказала, смеясь.
– Позвольте, – обратился ухажер к Эрнсту Львовичу. – Вы же разрешаете вашей очаровательной внучке сбацать со мной тур вальса?
– Это не вальс, молотой человек, – нашелся Эрнст Львович. Оркестр надрывался в изуверском ритме, публика созерцала их столик. Митька Шуруп говорил громко, ему нечего было скрывать от общественности.
– Не вальс? Любопытно. Я, конечно, не Копенгаген, но в музыке разбираюсь не хуже вашего. Уверяю, полковник, это самый настоящий вальс.
Света Дорошевич нахмурилась, вытянулась над столом. Как пружинка разогнулась.
– Ступай отсюда, остряк! Послушай, Шурупище, если ты вздумаешь приставать, я тебе такой бемс устрою – надолго запомнишь.
Митька Шуруп был не из тех, которые лезут нахрапом, а из тех, которые очаровывают остроумными, приветливыми речами.
– Мадмуазель гневается, – сказал он. – Непонятно, но исторический факт. Дмитрий Шуруп разочарован.
Он ретировался.
– Вы с ним знакомы, Света? – с неумело скрытым неудовольствием спросил Эрнст Львович.
'– Кто с ним не знаком. Известный бабник. Труси болван вдобавок.
Эрнст Львович настолько удовлетворился ответом, что позволил себе внеочередную рюмку. Света о чем– то замечталась, поскучнела, но не забыла машинально набивать рот то икрой, то рыбой, то скользкими грибками. Шампанское она прихлебывала большими глотками, как воду. Эрнст Львович смотрел на нее не отрываясь. «Такая девушка счастье, – млел он. – Сможет ли только она полюбить? Я крепок, но годы прошли. Как ей доказать, что паспорт мой врет, там неправда. Правда здесь, в моих руках, в моих глазах, когда я любуюсь ее гибким телом, и ртом, и белыми щеками».
А Светка думала так: «Наверное, напрасно поперлась я с ним в ресторан. Обязательно кто–нибудь родителям скажет. Чудеса! Вот никого тут нет из маминых или папиных знакомых, а кто–нибудь обязательно донесет».