Сухомятин деликатно ждал взаимно–доброжелательного ответа, а нарвался на грубость.
– Вы мне мешаете, – поднял голову Афиноген, блеснул тающим льдом глаз. – Я как раз занят живым делом, пишу нелепый, безобразный, свинский отчет, который вы велели мне сдать к завтрашнему дню.
Сухомятин от неожиданности блудливо хихикнул, боднул головой воздух и, не подав руки, отбыл восвояси.
На другой день Афиноген Данилов представил безукоризненный отчет, ни к одной буковке которого невозможно было придраться. Прошло немного времени, и Сухомятин понял, что отдел приобрел специалиста, к которому вообще вряд ли возможны претензии. Мозг Афиногена работал как средней мощности электронновычислительный центр.
Другое дело, что опасно было давать этому центру передышку. В минуты безделья, какие часто случались на их участке, Афиноген начинал философствовать, и тут, как говаривали верующие люди в старину, в пору было святых выносить. Всегда являлся послушать Афиногена поклонник телепатии Сергей Никоненко и получал от гневных тирад приятеля огромное духовное наслаждение. Никоненко сам воодушевлялся, прикуривал одну сигарету от другой (это происходило до запретительного приказа), поддакивал, хмурился, подливая масла в огонь бессмысленными репликами, потом мечтательно произносил:
– Ну и болван же ты, Генка, – церемонно жал руку замзаву Сухомятину, призывая его в свидетели того, что он отверг злопыхательство коллеги, и, солидно покашливая, возвращался к себе в комнату…
Впоследствии Сухомятин очень мучился одной совершенной, как бы точнее сказать, поспешностью. Разок он все–таки не удержался и накапал на Данилова своему шефу Кремневу. При случае. Не специально. Крем– нев по какому–то поводу поинтересовался: «Как там
новый набор себя чувствует?»
Сухомятин ответил:
– Ничего, хорошие ребята. Не зря мы на них запросы писали. Пожалуй, вот Данилов…
– Что?
– Нет, нет, по работе к нему претензий никаких. Сосредоточен, исполнителен, но вот… язык, Юрий Андреевич, как говорится, его враг. Иногда такое сболтнет,
– Что? Говорите конкретней, – насторожился Кремнев.
Сухомятин добродушно улыбался.
– Ругатель. Молодость, наверное, этакое небрежное, неосторожное отношение ко всему, некий легкий налет отрицания. Ради красного словца истинно уж не пожалеет мать и отца.
– Если вы намекаете на что–то серьезное, скажите прямо.
– Ничего серьезного, Юрий Андреевич. Потом, если понадобится, у нас достаточно сильная комсомольская организация.
– Вот что, – сказал Кремнев, глядя в сторону. – Давайте оставим этот разговор. Он мне не нравится.