– Бал? Отличная новость! – воскликнула Элайза.
Судя по ее голосу, она испытала настоящее облегчение от того, что он сменил тему разговора.
Филипп бросил на нее сердитый взгляд.
Элайза рассмеялась.
– Конечно, бал – это замечательно, милорд! Танцы, музыка, красивые дамы, вино… Я уверена, что ваши слуги со всем справятся. А я бывала только на деревенских танцах.
– Мне они нравятся, – признался принц. – Я был когда-то лучшим танцором.
– Могу я поинтересоваться, чем вызвано ваше хмурое выражение?
– Я обеспокоен. Как я буду танцевать?!
Наступила тишина.
– Вы пытаетесь сдержать смех, миссис Фонтейн.
– Да нет же! – Она лгала.
– Я чувствую себя скованно от ран и давно не танцевал. Но я опозорю свою семью, если буду ходить на балу нетвердой походкой, как старик. Скажите, у вас хватит духу помочь мне попрактиковаться в вальсе?
Принц произнес эти слова неожиданно для себя, хотя собственная просьба стала для него настоящим подарком. Его ленивый тон был обратно пропорционален тому, насколько для него важен ее ответ.
Часы отсчитали еще несколько секунд, пока Элайза обдумывала просьбу ла Вея, слегка склонив голову набок.
– Хватит ли у меня духу? Как витиевато вы выразились! – пробормотала она.
Филипп ждал, чувствуя, что в нем нарастает какое-то странное давление. Возможно, из-за того, что он затаил дыхание. Внезапно судьба мира стала зависеть от того, что она скажет дальше.
– Но у нас нет музыки, – задумчиво проговорила Элайза.
– Вы можете сочинить песню о том, что во время вальса лорд Ла Вей, танцор убогий, закружившись, отдавил вам ноги. Или мы можем танцевать под счет. Мы ведь уже установили, что оба умеем считать.
Элайзу его слова рассмешили. Она глубоко вздохнула. Но ничего не сказала.
– Если у вас есть еще дела, миссис Фонтейн, то вы, конечно, можете быть свободной, – заявил Ла Вей. – Просто я хотел бы произвести хорошее впечатление на гостей.
Ну вот. Он сделал то, что правильно и справедливо, – дал ей возможность откланяться. Свалить все на Джека или на яблочные пироги. И сделал это с легким чувством вины, потому что знал, что она не сможет отказаться помочь ему.
Элайза еще несколько мгновений смотрела на Филиппа мягким настороженным взглядом. Но в глазах ее промелькнуло что-то острое и сверкающее. Капитуляция? Нет, скорее это похоже на гнев. Правда, он как вспыхнул, так и погас.
А потом Элайза склонилась перед ним в глубоком реверансе.
Ла Вея охватило ликование, совсем не похожее на журчание ручейка в увертюре симфонии. Такая мысль не приходила ему в голову ни разу за всю его жизнь.
Он отвесил ей низкий поклон с той же утонченной торжественностью.