Принц сел напротив. В отблесках огня ее нежная кожа обрела мерцающий янтарный оттенок, а глаза стали мягкими и прятались в тени.
– Я сказала что-то не вовремя?
– Шокирующее, – уточнил Ла Вей.
Это замечание заставило Элайзу улыбнуться – улыбка была ей так к лицу.
Ла Вея слегка обеспокоила собственная мысль о том, что, если бы миссис Фонтейн сказала: «Я совершила убийство», – он нашел бы способ как-то оправдать ее поступок. Или хотя бы спрятать от нее подальше нож для резки мяса и тому подобные предметы.
Филипп пожал одним плечом:
– Надо, конечно, выбирать подходящий момент и подходящего оппонента. Зато вы видите, что мне уже не так больно пожимать плечом. Вы помогли мне восстановить привычный набор слов, миссис Фонтейн, с помощью вашего ивового чая и привычкой говорить не вовремя.
– Рада слышать это, милорд.
– А могу ли я теперь попросить вас переписать письмо моему деду?
Похоже, его слова вновь удивили Элайзу.
– Вы не удовлетворены тем, что я написала?
Ла Вея поразила тревога в ее голосе. Похоже, работу миссис Фонтейн редко признавали неудовлетворительной.
– Кто-то плакал над этим письмом.
Это был всего лишь намек. Лорд Ла Вей намеренно устроил ей засаду.
Элайза замерла. А потом она подняла на него глаза, полные чего-то, напоминающего мольбу, как будто ее поймали на месте преступления.
Принцу понравилось, что она не стала ничего отрицать.
Их глаза на мгновение встретились.
– Где ваш дом, миссис Фонтейн? – тихо спросил Ла Вей.
– В Нортумберленде.
Она ответила это почти громким голосом, все еще не преодолев удивления уловкой ла Вея.
В высоком пламени камина что-то сильно щелкнуло.
– Дом стал частью вас, не так ли?
Казалось, Элайза дышит, испытывая боль.
– Да, – низким голосом ответила она.
– А для меня домом был Ле-Пьер-Держан, – тихо и задумчиво произнес принц. – У нас, у моей семьи, было много домов. Но этот дом я знал и любил. Он принадлежал нашей семье почти два века. Там все деревья были моими товарищами по играм, с которыми я вырос. Я ни с одним из них не ссорился.
Элайза слегка улыбнулась, но все же была напряжена. Ее руки исчезли под столом, и Ла Вей решил, что они наверняка сжались в тугой узел.
– Я знал там каждый цветок в саду, – продолжал принц, – каждый камень в дорожках и стенах. Я разбивал там колени, ловил рыбу, куда-то взбирался, меня наказывали за кражу пирога к обеду… Я там дрался, играл и смеялся с братом, сестрой и кузенами. Там я узнал, что такое быть мужчиной. Голоса моих родных, наши смех и слезы – они в камнях этого дома. Он – такая же часть меня, как… это – Ла Вей поднял руку. – И все это у нас отняли. У тех из нас, кто, как насекомые, разбежались по другим странам. Взяв с собой только то, что смогли. Что-то вроде… соусников, серебряных ложек.