Полемика между Десенем и Миаром постепенно вышла за рамки профессионального спора. Оба они, Десень и Миар, затрагивали в своих статьях вопросы о назначении человека, о путях познания, о связи между наукой и искусством. В лабораторию при госпитале св. Валентина дважды приезжал Жюль Ренар. Сохранилась обширная переписка Миара с Рентгеном и Шоу.
Анри Беккерель, лечившийся в госпитале св. Валентина, рассказывает, как однажды во дворе внезапно появился высокий человек в прожженном, перепачканном халате.
Сразу же, говорит Беккерель, меня охватило ощущение беспокойства и тревоги Казалось, этот человек только что покинул поле битвы, самое пекло. Сжав кулаки, наклонившись вперед, он стремительно шагал по узким дорожкам, и на его лице ясно была видна мучительно напряженная работа мысли. Беккерель говорит, чго незнакомец был поразительно похож на Бодлера, каким он изображен на знаменитом портрете кисти Курбе: запавшие глаза под массивным лбом, резкие морщины у рта, упрямо выдвинутый подбородок.
Внезапно этот человек остановился и простоял несколько минут совершенно неподвижно. Потом поднял руки; пальцы начали быстро двигаться, словно собирая в воздухе какой-то прибор. Закончив работу, человек обошел невидимый, несуществующий прибор, словно опасаясь задеть его и повредить.
Через несколько дней Беккерель познакомился с Миаром; у них установились товарищеские отношения.
Немало друзей было и у Десеня: писатели, поэты и художники. Когда Десеня просили рассказать о дальних странах, он отбирал самое красочное и ни слова не говорил о пережитых трудностях, не жаловался на опасности и лишения. Вот почему “Путешественники”, которые Эмиль Верхарн посвятил Десеню, наполнены такой торжественной созерцательностью:
Пустыни рыжие и степи — без границ,
Подвластные громам и ураганам бурным,
И солнца, саваном одетые пурпурным,
Туманным золотом вечерних плащаниц.
И храмы медные, где щит и меч тяжелый
У паперти, и крест над ними в вышине,
И старых кесарей, в оцепенелом сне
Навеки замерших, чугунные престолы
Устои островов над мутно-голубой —
То бирюзовой, то опаловой — пучиной,
И дрожь, и тайный страх бескрайности
пустынной,
И вдруг, как молоты гремящие, прибой!..
Многим казалось, что Миар и Десень идут совершенно разными путями. Между тем все было значительно сложнее. Десень объявил о своем намерении исследовать подводную растительность; это навело Миара на мысль ввести в практику фармацевтической химии высокие давления.
Полгода “Рыбка”, шхуна Десеня, провела у островов Эгейского моря. Рослый англичанин-инструктор помогал Десеню надеть громоздкое водолазное снаряжение и, глядя в пространство, говорил: “Вам, конечно, наплевать на правила, но я обязан их повторить”. И он их повторял. Матросы налегали на рукоятки помпы — начинался спуск. Десень подолгу бродил на небольшой глубине, присматриваясь к загадочному миру водорослей.