Она выждала, а я постепенно перекрывал канал за каналом в мозгу. Мы то, чем нас делает наша воля… или не дает сделать безволие, постепенно стало легче, а головная боль отпустила.
Ингрид посматривала встревоженно, переспросила еще разок:
– Лучше?.. Морда начала розоветь… а то был как покойник.
– Это у меня реакция на грубость, – прошептал я. – На твою и… вообще на грубость бытия и вселенной. Интерфейс мог быть и подружественнее… Можно начать улучшать мир с тебя.
Она фыркнула.
– Я само совершенство!
– Кто бы сомневался, – согласился я.
– Рада, что признал.
Впереди показалась автозаправочная станция, я кивнул в ее сторону.
– Заедь на минутку.
– В ухо? – спросила она деловито. – В какое?
– Узнаю нашу самую гуманную, – сказал я. – Вижу, какое ты совершенство. Вон туды заедь!
– У меня почти полный бак, – напомнила она.
– А у меня пустой, – пояснил я. – В верхней части. Умру, если не сожру сейчас хотя бы бутерброд.
Она сказала озадаченно:
– Думала, ученые только шоколад жрут, он же для каких-то там мозгов.
Автомобиль ринулся было под навес заправочного модуля, но Ингрид торопливо велела проехать к крохотному кафе, где водилы успевают схватить бутерброд и стакан кофе, пока их машины заправляют бензином или дизелем.
Я выскочил, как только автомобиль остановился. В желудке не только квакает, но почти голодные спазмы, а когда влетел в крохотный магазинчик, то чувствовал близость к голодному обмороку.
Ингрид вскинула брови, когда я ввалился в машину и рухнул на сиденье, прижимая к груди четыре бутерброда с толстыми кусками мяса.
– С ума сошел? Я столько не съем!
– Вообще-то это я себе, – пробормотал я, – но если хорошо попросишь… один могу дать… отрывая от сердца.
Она покачала головой.
– Один возьму, но только для того, чтобы ты не лопнул. А то вдруг понадобишься, а ты весь лопнутый. И салон потом чистить.
– Я худой, – пробормотал я, – не так уж и много придется…
Едва выехали на дорогу, засветился экран, побежали данные из аналитического отдела полицейского участка, там уже просматривают записи не только этого небоскреба, но и соседних.
Ингрид процедила сквозь зубы, что нам везет как утопленникам, никто не выходил из здания со снайперской винтовкой в руках.
– Да еще так, – согласился я, – чтобы следом по асфальту волочился парашют. Без такой приметы вашим спецам трудно будет заметить снайпера?
– Не остри, – огрызнулась она, – дело серьезное.
– Чё, правда?
– Смотри, – сказала она, не реагируя на грубость, – остальные тысячи входящих и выходящих смотрятся вполне прилично!
– А преступники все должны быть со зверскими рожами?