Но главное отличие эпохи реформации от средних веков состоит в том, что теперь эта школьная «софистика» получила иное значение для общественной жизни, нежели прежде. Известно, в чем заключалось одно из главных обвинений протестантизма против римской церкви. Рим, говорили протестанты, с своим учением об opus operatum превратил христианского пастыря душ в жреца, посредствующего между небом и землей, и совершенно позабыл, что главная обязанность духовенства в христианской церкви должна заключаться в преподавании народу истин веры. Если римская церковь на кафедре или в исповедальне о чем-нибудь беседовала с народом, то исключительно о богоугодных делах и богоугодном поведении, оставляя его в полном неведении касательно догматов веры. Народы, управлявшиеся Римом, по имени считались христианскими, но в сущности оставались крещеными язычниками, так как нельзя быть христианином, не зная, во что надлежит веровать христианину. И в обвинениях этих было немало справедливого. Римская церковь в принципе никогда, правда, не отрицала, что знание истин, сообщенных в Откровении, является необходимым условием вечного спасения, и всегда смотрела на себя как на наставницу народов. Но, просуществовав долгие века в знакомых нам условиях, когда действительное усвоение верующими христианского миросозерцания являлось полной невозможностью, она и позже, в более счастливые времена, была весьма наклонна руководиться в своих поступках теорией, которую можно бы назвать теорией спасения через представительство. С эпохи расцвета схоластической науки у римской церкви было две очень различных веры – ученая и простенькая, обиходная, взаимное отношение которых рельефно представляет тот же Герсон в известном нам трактате «De erroribus circa artem raagicam». Иные говорят, пишет он там, что церковь сама допускает своего рода магию. Чем отличаются, в самом деле, от этого такие вещи, как хождения на богомолья, почитание икон, святая вода и свечи или экзорцизмы? «Признаюсь, невозможно отрицать, что среди простых христиан много ввелось обычаев под видом религии, отказ от которых был бы более согласен с истинной святостью. Но церковь это допускает, во-первых, потому, что этого окончательно все равно не искоренишь, а затем потому, что неразумная по временам вера простых людей признает своей нормой веру старших членов церкви, которою она и исправляется, и очищается, и оздоровляется. Этою верою простые люди все же руководятся в указанных деяниях по крайней мере по общему намерению – конечно, если они мыслят благочестиво и покорно, т. е. по-христиански, и если они проявляют полную готовность подчиняться указываемым им истинам… Но тот упрек, который делается необразованной толпе, нисколько не относится к сонму теологов и ученых мужей». И средневековая церковь отнюдь не торопилась уничтожением этого различия между верой простых людей и верой сонма теологов. Ее взгляд на значение рациональной теологии в церковной жизни рельефнее всего проявляется в плане, который одно время серьезно обсуждался в Риме, – уничтожить во имя обозначения единства веры все богословские факультеты, кроме Парижского. Согласно этому и от своих пастырей душ римская церковь не находила нужным требовать специальной богословской подготовки. Даже в конце средних веков люди, прошедшие курс богословского факультета, являлись среди членов католического духовенства редким исключением. Университетское образование массы священников не шло далее кратковременного пребывания на «артистическом» факультете. Множество же их никогда и не переступало порог университетской аудитории. «Церковные визитации», которые производились в эпоху реформации новыми протестантскими и старыми католическими властями, с полною ясностью показывают нам, что и в XVI столетии епископы давали часто свое рукоположение таким же «пастырям душ», с какими мы познакомились в раннее средневековье. Знание литургического языка, знакомство с ритуалом, требник, исповедальная книга, – и католический священник был готовь. Заметим здесь, что Лютер сел писать свой Большой и Малый катехизис после произведенной им в Саксонии церковной визитации под впечатлением того, что представляли собою саксонские деревенские священники. То, что впоследствии стало необходимой принадлежностью всякой элементарной школы, явилось в свет как курс христианского богословия для сельского духовенства.