Но схоластика не останавливалась на этом в своей полемике против натурализма. Даже столь благородный представитель ее, как Герсон, не стеснялся причислять тех, кто не верит в силу магии, к лику грубейших материалистов, отрицающих Божество и всякое духовное начало в мире.
Таковы были, – продолжает он, – в среде евреев саддукеи, которые, по свидетельству Иосифа и Иеронима, отрицали существование духов; таковы были некоторые философы от неприязни, как говорит Цицерон; таковы были эпикурейцы; таковы и все другие, кто избирает скотскую жизнь, кто не представляет себе ничего вне телесного и протяженного. От их лица говорят Экклезиаст и Премудрый в Книге Премудрости, глава 2-я. Глядя на них, подумаешь, что сами они от чьих-то заклятий сошли с ума. В себе самих не признают они рассудка, не признают духовных, сверхчувственных явлений: совсем как Навуходоносор, который воображал себя волом, или другие маньяки, из которых иным представляется, будто они петухи, другим – будто они коты и т. д. К числу их относился тот безумец, который рек в сердце своем: несть Бог, ибо если есть Бог, то он есть дух, если же нет ни одного духа, то нет и Бога.
Итак, не верить в демонов значит не верить в Бога. Не верить в демонов значит уподобляться тем «неправо умствующим», которым Книга Премудрости влагала в уста такие речи: «Жизнь наша – прохождение тени, и нет нам возврата от смерти; ибо положена печать, и никто не возвращается. Будем же наслаждаться настоящими благами и спешить пользоваться миром, как юностью. Увенчаемся цветами роз прежде, нежели они увяли. Будем притеснять бедняка-праведника, не пощадим вдовы и не постыдимся многолетних седин старца. Сила наша да будет законом правды…» Иначе говоря, тот, кто не верит в демонов, является для Герсона врагом всех Божеских и человеческих уставов.
При такой постановке дела в столь влиятельных кругах средневековому натурализму было гораздо благоразумнее не высказывать свои сомнения слишком открыто. И так как скептицизм не побуждает своих адептов искать пальм мученичества, то они и следовали голосу благоразумия. О них мы чаще узнаем из раздраженных нападок богословов, нежели из собственных их нападок на спиритов. К тому же последовательная критика общего схоластического миросозерцания была для них далеко не под силу. В распоряжений-ученых приверженцев союза между разумом и авторитетом стояла школа, обеспечивавшая непрерывную, всестороннюю разработку усвоенного ими порядка идей, тогда как свободомыслие при строгом отношении к нему церковной власти могло себя проявлять лишь изолированными вспышками. И, таким образом, когда светское общество к концу средних веков начало предъявлять со своей стороны запрос на ученое образование, то почерпать его оно сначала было принуждено из популярных обработок тех же «Итогов теологии». Отсюда и выносило оно ту картину мирового строя, которую с такою силой изобразил своей огненной кистью знаток подобной литературы, автор «Божественной комедии».