Облеченные столь исключительными полномочиями, новые папские трибуналы своей единственной задачей должны были иметь борьбу против еретиков. Все прочие религиозные преступления и проступки по-прежнему оставались в ведении нормальных, т. е. епископских судов. Но еретичество как в популярных представлениях конца средних веков, так и в научных умозрениях оказывалось в столь близком родстве с преступными занятиями волшебством, что инквизиция не находила для себя никаких оснований, получив в руки донос на колдуна, признавать себя здесь некомпетентной и отсылать доносчика к агентам местного епископа. Это соединение в руках инквизиционных трибуналов сыска по колдовским и еретическим делам имеет, впрочем, для нас такую важность, что нам необходимо более подробно познакомиться с обстоятельствами, в которых оно осуществилось.
Известно, с какою легкостью религиозные сообщества, вынуждаемые силой гонения искать покрова тайны, делаются жертвой самой невероятной клеветы. Припомним здесь хотя бы те толки, которые в свое время ходили среди населения Римской империи про собиравшихся потихоньку в катакомбах христиан. Один из первых христианских апологетов, Минуций Феликс, сводит их в следующую ужасную картину.
Афиняне, – так говорит в диалоге «Октавий» язычник, нападающий на христиан, – изгнали из своего города некоего Протагора за то, что он рассуждал о богах слишком по-философски, не так, как подобает гражданину, и сожгли его произведения. А мы, мы будем терпеть, чтобы какая-то гнусная секта безнаказанно нападала на богов? Чтобы, собирая из подонков общества грубых и невежественных людей, в особенности женщин, которых свойственная их полу слабость позволяет так легко соблазнять, она их превращала в кощунственных заговорщиков и собирала на ночные собрания, где творятся ужасы? Эти люди, которые ищут тьмы и бегут света, которые ничего не говорят открыто и шепчутся только друг с другом, на что они способны?… Разврат составляет их религию. Они зовут друг друга
братьями и сестрами, придавая этим священным именем простому блуду вкус кровосмешения – так жаждут они подобных преступлений. Будь это неправда, об этом бы не толковали. Рассказывают также, что, по какому-то непостижимому суеверию, они обожают освященную голову осла: истинно достойная их религия… Церемония, которая совершается при допущении нового члена к их таинствам, не менее ужасна. Пред новичком кладут младенца, закатанного в тесто, чтобы скрыть от человека убийство, которое его заставляют совершить. По команде он должен несколько раз вонзить в такое тесто нож; кровь льется из-под каждого удара, они жадно ее сосут – и это преступление является залогом всеобщего молчания о тайне… Известно тоже, каковы их совместные трапезы. В праздничный день они все собираются вместе – мужчины, женщины, дети, братья, сестры, люди всякого возраста и пола. Наевшись и напившись вдоволь, когда от мяса и вина в них разгорится сладострастие, они бросают кусок собаке, привязанной к светильнику. Кусок этот бросается так, чтобы собака не могла его схватить иначе, как перепрыгнув через пламя и опрокинув его. Освободившись таким путем от единственного свидетеля своих преступлений, они предаются ужаснейшему свальному греху.