Итак, коротко говоря, если в периоды затишья такого бреда суд не оказывался совсем глух к голосу здравого смысла, то раз страх перед ведьмами почему бы то ни было Разгорался, в тюрьму по обвинению в ведовстве могло привести человека решительно все. В такую пору надобно было стараться об одном – чтобы ничем не привлекать на себя внимания соседей, иначе ничего не стоило быть взятым на допрос. Причины же панического страха при мысли о такой возможности станут нам ясны, когда мы познакомимся с тем, в чем заключалась сущность обвинения в ведовстве; и в каких формах шел «ведовской процесс».
Чтобы получить ответ на первый из поставленных нами вопросов, довольно взять в руки любое из тех официальных «Наставлений к допросу ведьм», которыми заботливо были снабжены в XVI и XVII веках суды различных германских государств. Одно из них, входящее в состав Ба-денского «Земского Уложения» 1588 года, я здесь и приведу в довольно подробных выдержках.
Приступая к допросу подсудимой, судья, согласно Наставлению, должен был прежде всего осведомиться, не доводилось ли ей слыхать про ведьм и их «искусство», и если доводилось, то не разузнавала ли она из женского любопытства о том, как собственно ведьмы умудряются производить свои чарованья.
«Когда подсудимая в этом сознается, – продолжает Наставление, – то надобно далее предлагать ей следующие вопросы:
Не делала ли и она сама каких-нибудь таких штучек, хотя бы самых пустячных – не вынимала ли, например, молока у коров, не напускала ли гусениц или тумана и т. п.? Также, у кого и при каких обстоятельствах удалось ей этому выучиться? С какого времени и как долго она этим занимается и к каким прибегает средствам? Как обстоит дело насчет союза с нечистым? Было ли тут простое обещание, или оно скреплено было клятвой? И как эта клятва звучала?
Отреклась ли она от Бога и в каких словах? В чьем присутствии, с какими церемониями, на каком месте, в какое время и с подписью или без оной? Получил ли от нее нечистый письменное обязательство? Писано оно было кровью – и какой кровью – или чернилами? Когда он к ней явился? Пожелал ли он брака с ней или простого распутства? Как он звался? Как он был одет, и особенно какие у него были ноги? Не заметила ли она и не знает ли в нем каких-нибудь особых чертовских примет?
Дале следует ряд детальных цинических расспросов о том, как бес и подсудимая вели себя на брачном ложе, после чего Наставление продолжает:
Вредила ли она в силу своей клятвы людям и кому именно? Ядом? Прикосновением, заклятиями, мазями? Сколько она до смерти извела мужчин, женщин, детей? Сколько она лишь ис-