– А чего, я люблю работать, – признался Костин.
– А я, нет, – сказал Марат.
– А чего любишь?
– Водку пить, девок любить.
– Ишь ты, – завистливо сказал Костин, – так бы каждый согласился.
– Нет, тебе нельзя, – наотрез отказал Марат, – кто-то же должен работать.
– Это почему же? – обиделся Костин.
– Да ладно тебе, я же шучу, – сказал Марат.
– И то, – повеселел Костин, – что это я разошелся. Пойду все-таки за водой схожу. Где колодец?
– Туда, – показал рукой Марат.
Костин схватил пустые ведра, коромысло и пошел за водой. Марат посмотрел ему вслед, потом по сторонам и закричал «Вероника».
– Костин чуть не упал. Отпрыгнул в сторону и испуганно оглянулся.
– Ты чего орешь? – спросил он.
Но Марат ничего, не ответив, скрылся в избе. Костин хмыкнул и пошел дальше.
Колодец, приплюснутый снегом, был едва виден. Костин, подойдя к нему, откинул крышку и заглянул внутрь. Колодец был квадратный, выложенный из бревен, несколько метров было покрыто толстым слоем льда, а ниже шли черные, осклизлые стены, кончавшиеся черной водой. Костин столкнул побитое, скособоченное ведро с подвешенной гирькой на боку и отскочил в сторону от опасно закрутившейся загогулины, торчащей из барабана. Ведро с грохотом, отскакивая от бортов, ушло в воду. Подождав немного, Костин взялся за железную ручку и принялся крутить заскуливший барабан. Выбрав цепь, он подхватил ведро и перелил его, затем повторил операцию, закрыл крышку, приспособил коромысло и, сказав вслух «тяжело, блин, как только бабы таскают», осторожно пошел, стараясь попадать в такт подпрыгивающим ведрам. Подходя к дому, увидел слабый дым из печной трубы.
Марат стоял у печи на коленях, старательно дуя в открытую конфорку, и вытирал слезы.
– Горит? – спросил Костин, опуская ведро.
– Горит, – сказал Марат, – чай поставил, жрать нечего, хоть кипяточку попьем, революционного.
– А что заварки нету? – поинтересовался Костин.
– Есть, есть, – успокоил его Марат, – еды нет, а заварка есть.
– Это хорошо, довольно сказал Костин, – от голода еще никто не умер, научно доказано, что без еды человек может прожить сорок дней, главное, чтобы питье было.
– Ничего, если я пойду лягу, – сказал Марат, – голова что-то побаливает.
– Пошел и лег на диванчик.
– Не мудрено, – сказал ему вслед Костин, – с таких-то переживаний, ничего, чайку сейчас попьешь, и все пройдет.
Марат не ответил; еще была вероятность того, что приступ не повторится, главное не нервничать, не делать резких движений. Хорошо бы заснуть, но это вряд ли, скрип половиц, шорох, доносящийся из прихожей, где Костин шарил в своем рюкзаке, не давали ему забыться. Марат лежал с закрытыми глазами, положив голову на диванный валик. По кошачьи, мягко, ступая, вошел в комнату Костин, сел к столу, посмотрел на ружье Марата, стоящее в углу и спросил: