— Люблю поезда, а ты? — спросил он.
— Да, пожалуй.
— Все эти подстаканники, полки коротенькие, звуки, огоньки за окном. Такая романтика в этом есть, такая магия. Люди друг к дружке впритык. И не как в самолете или в трамвае, нет. Тут как бы общежитие, такой большой дом без запертых дверей. В купе уже не то, конечно. Тут в гробик не спрячешься, люди чувствуют связь. Даже вот ты, весь такой нелюдимый, а чувствуешь. Ведь чувствуешь, а?
— Наверное.
— Не наверно, а точно. А еще это чувство дороги, тоже волшебство. Вроде бы лежишь себе на своей полке, строчишь смс-ку девчонке какой-нибудь или книжку читаешь. Вроде бы. А на деле завис в каком-то промежутке между городами, между А и Б. Вроде бы двигаешься, а вроде бы и стоишь. Время вроде и идет, а может, и нет. Ты падаешь. Особенно, когда в ночь едешь, это чувствуется.
Илья макал в стакан чайный пакетик, что-то неприятно кольнуло его при последних словах попутчика, но говорить об этом он не стал. Сказал другое:
— Часто ездите поездом?
— Да как сказать? По твоим меркам, даже редко будет, а кто-то скажет, что слишком часто езжу.
— А… откуда вы знаете, какие у меня мерки?
— Ну тебе сколько лет? Двадцать… два, двадцать три?
— Двадцать восемь. — Почему-то вдруг подумалось, что мужик нарочно подтрунивает над моложавостью Ильи, даже стало обидно.
— Ну вот, двадцать восемь, а когда я в последний раз ездил на поезде, тебя все равно даже в проекте не было.
— Ого. А так говорите про всю эту… поездатую романтику, как будто постоянно ездите.
— Да, знаешь, время летит. Как будто только вчера последний раз так ездил, — Сергей Саныч с неизменной усмешкой пригубил чай. Илья последовал его примеру, разглядывая лицо попутчика. Непонятный тип. Улыбается так простодушно, глаза карие собачьи, и морщинки вокруг них такие добрые-добрые, но хитрые. И не возьмешь в толк, когда он серьезен, когда шутит. И все это Илье почему-то нравилось, было в этом что-то ужасно знакомое.
Они пили чай и говорили все более непринужденно, Сергей Саныч расспрашивал Илью о том, где тот учился, зачем бросил, какой была его первая девушка, писал ли он стихи и прочее-прочее. Порой это были странные вопросы, но отвечать на них было нетрудно, и даже приятен был такой неподдельный интерес. Только о будущем Сергей Саныч не спрашивал. Ни о цели поездки в Москву, ни о планах на жизнь — ничего. Может, оно и к лучшему.
— Да, жаль, что с друзьями у тебя так вышло. Ну вот у меня тоже давно друзей не было, да и семьи. Так вот потреплешься с кем-нибудь в дороге, и все, едешь дальше, а люди остаются. Жизнь, она такая. — Попутчик снова пустился в философствования, и Илья немного отвлекся. Оказалось, всего в нескольких шагах от них о чем-то шептались проводники. Снова этот уродливый затылок. Какие-то жуткие шишки, будто коленки и локти, сросшиеся без какого-либо смысла и симметрии. А еще ближе к шее сбоку жуткая красноватая складка, похожая на сжатые искривленные губы. Шрам, наверное. Этот затылок начал раздражать Илью. Да есть у него, вообще, лицо? Надо пойти в сторону туалета и заодно поглядеть.