— Вы скептик, Рено. Я слежу за этим. Впрочем, кое-что мы, может быть, узнаем сейчас же, не сходя с места… — В руках Виклинга хрустит бумага. — Видите ли, в нужный момент я выступаю в роли почтальона… Письма из Москвы, как условлено заранее, получены в местном почтовом отделении. И вот: «Николаю Арсентьевичу Тунгусову», очевидно, от радиста Ныркина, который следит за сообщениями по эфиру… Так и есть. Э, черт дери, опять шифр!
— Откуда сообщение? — спрашивает Рено.
— Не сказано… «Твой таинственный друг, наконец, появился сегодня, очень спешил, дал только одно слово: „Принимайте“, и затем цифровой текст, который и привожу полностью».
— Ключа у вас нет, конечно?
— Ключа нет, Рено… Почему «конечно»? — вдруг вспыхивает Виклинг.
— Потому что вы неверно действуете, дорогой коллега. Вы охотитесь за девушкой, чтобы получить шифр и все прочее, так сказать, на подносе, в готовом виде, без труда и риска. Девушка оказалась крепче, чем вы думали, и это надо было понять уже давно. Не знаю, не влюбились ли вы в нее на самом деле? Эту возможность тоже надо было предусмотреть, вы не мальчик. Вместо того чтобы совершать увеселительное путешествие по этой дурацкой Уфе, вы должны были взять ключ еще в Москве, у Тунгусова. Взять, а не ждать, что вам его преподнесут с поцелуями.
— Чепуха!.. Вы не знаете конкретной обстановки.
Анна камнем прижимается к земле. Беседа происходит на расстоянии двух шагов от нее. Каждый звук, вздох может выдать, и тогда… они убьют ее, чтобы спрятать концы в воду, и никто не узнает о готовящемся преступлении. Да! Она вспоминает о своем пистолетике, который лежит, как всегда, в специальном кармане. А волненье сжимает грудь, удары сердца пугают своим гулом и сиплыми звуками в горле. Она чувствует, что сознание туманится от этого страшного нервного напряжения, отчаянного биения сердца. Вот закружилась голова…
…Тишина. Что они делают? Может быть, заметили ее сквозь просветы куста и теперь…
Проходит пять, семь минут. Ни звука за кустами. Неужели ушли? Анна лежит, по-прежнему не шевелясь, чувствуя, что тело ее окаменело от неподвижности. Вдруг громкий треск раздается над самой головой, на момент замирает сердце. Это кузнечик, потревоженный приходом людей, снова продолжает свою песню. Испуг сменяется вспышкой благодарности к этому кузнечику: он помогает ей — очевидно, люди ушли.
Анна осторожно поворачивает голову, смотрит сквозь траву и ветви на ту сторону. Потом поднимается медленно, на локтях, видит дорогу, уходящую к лесу, в сторону реки. Нет никого. Она осторожно встает, осматривает все открытое пространство, хватает корзинку и бежит на север, к лагерю.