был у них столицей. Сталин собрал их, обсудил это дело, посмотрел границы и сказал:
— Ташкент — узбекам, а Верный, Алма-Ата — казахам.
И стоит нерушимо. Конечно, Сталин на себя взял такой груз, что в последние годы очень переутомился, устал и почти не лечился — на это тоже есть свои основания, врагов у него было предостаточно... А если еще кто-нибудь подливал масла в огонь...»
Молотова мучили предчувствия, что по нерадивости правителей социализм в СССР может рухнуть. В 1974 году он говорил Чуеву:
«В партии еще будет борьба. И Хрущев был не случаен. Страна крестьянская, правый уклон силен. И где гарантия, что эти не возьмут верх? Вполне вероятно, что в ближайшее время к власти придут антисталинцы, скорей всего буха-ринцы».
Что ж, Вячеслав Михайлович не ошибся и дожил до начала горбачевской перестройки.
Феликс Чуев свидетельствует:
«...Ясность ума не покидала его. Было только одно отклонение — незадолго до смерти. Утром он прочитал последнюю страницу “Правды”, отложил газету и сказал:
— На пять часов пригласите ко мне Шеварднадзе.
Видимо, его взволновал какой-то международный вопрос, и он вошел в свою прежнюю роль члена Политбюро, первого заместителя Предсовмина и министра иностранных дел. Думали, что до пяти часов он забудет, но он надел костюм, галстук, и тогда ему сказали, что товарищ Шеварднадзе занят и не может приехать...»
\
Думал ли тогда Шеварднадзе, что ему еще предстоит разделить судьбу Молотова, оказаться в опале, после того как «революция роз» низвергнет его с поста президента Грузии?
Незадолго до смерти Молотов попросил домработницу:
«Позвоните управделами Совмина Смиртюкову. Попросите, чтобы Горбачев нашел возможность поговорить со мной».
Но Горбачев, в отличие от Черненко, лично принявшего Молотова в 1984 году и сообщившего ему о восстановлении в партии, времени на встречу с Молотовым не нашел, хотя й повторно исключать его из партии не стал. По поводу перестройки, начавшейся с лозунга ускорения, Молотов сокрушался:
«Дел пока маловато... Беспорядков много... Грязи немало наверху. Надо подтягиваться. Идти в ногу с передовиками, с сознательными, боевыми. Мы участвуем в большом деле, в котором еще никто не участвовал, опыта у нас тоже маловато, поэтому, по-моему, приходить в отчаяние неправильно. Надо выправлять и идти дальше».
В последний год жизни Вячеслав Михайлович тревожился:
«Сейчас идут большие изменения. Есть ли уверенность, что мы выстоим? Я имею в виду дело социализма. Сейчас это во многом будет зависеть от отношения к Сталину».
Широкой антисталинской кампании, далеко превзошедшей то, что было в последние годы правления Хрущева, Вячеслав Михайлович уже не застал.