Я сидел в тихом читальном зале Ульяновского архива и думал. Место для этого самое подходящее. Бывший храм, приспособленный атеистической властью для более мирских нужд, тем не менее, сохранил свою немного таинственную и мистическую атмосферу. За соседними столами тихо шуршали старинными бумагами такие же, как я, путешественники в прошлое. Изредка они украдкой бросали робкие взгляды на импозантного седеющего джентльмена с профессорской бородкой и изящной тростью.
Среди других заказанных мною дел было и это: «Письма от разных лиц». Барыня некогда сохранила их, и они вместе с другими её многочисленными бумагами очутились в государственном архиве. Я уже узнал всё, что было нужно и мне эта папка, вроде как, не понадобилась. Но, я её открыл.
Чужая, давно минувшая жизнь. Гербовая бумага каких-то западных аристократов, штампы неведомых европейских гостиниц, строчки, написанные на английском, французском, с датами и без дат. Их пощадило время, не пожрали разруха и пламя революций. Зачем-то сберегла Екатерина Максимилиановна, зачем-то сохранил победивший пролетариат.
В середине толстой пачки мне попался невзрачный листок. Какой-то юноша вспоминал романтическую встречу вечером на просёлочной дороге где-то между сёлами Головино и Языково. Намекал на данные обещания, жаловался на злую судьбу. Письмо обрывалось. Автор остался известен лишь самой получательнице. Зачем она сохранила это робкое романтическое признание? Наверняка, долго прятала его от строгой матери, не выбросила потом, когда стала всесильной помещицей миллионершей. Может, именно этот невзрачный измятый листочек знал тайну того, почему она так никогда и не вышла замуж. Сильная женщина, так и не сумевшая стать счастливой.
Мне больше нечего было делать в архиве. Но профессиональные привычки брали своё. Я привык работать с людьми. Сухой язык документов всегда оставлял во мне чувство недоговорённости. Кстати, фонд Перси-Френч оказался весьма востребованным. В листах использования красовалось множество фамилий. Одна из них красовалась прямо перед моей, только на несколько недель раньше. Правда, была она совершенно неромантическая. Гаврилова. Что могло привлекать некую Гаврилову в истории помещицы Перси-Френч?
Я поинтересовался у работников архива. Их мой вопрос не удивил. В конце концов, я ведь не какой-то историк, колупающий факты для очередной научной статьи, а сотрудник серьёзной юридической фирмы из самой Москвы. Деловой человек, зарабатывающий деньги и не задающий лишних вопросов. Чтобы как-то разговорить архивистку, я добавил: