Избранные произведения (Шопенгауэр) - страница 149

«Да», воскликните вы, «то были мудрецы»! — А вы, значит, глупцы? Согласен…

Мы видим, таким образом, что древним был совершенно незнаком подобный принцип рыцарской чести, ибо оии во всем были верны беспристрастному, естественному взгляду на вещи и потому не могли идти на такие мрачные и пагубные фарсы. Поэтому я в ударе по лицу они не могли видеть ничего иного, кроме того, что он есть, — т. е. они видели в нем небольшое физическое поврежденье, — меж тем как в новое время он стал катастрофой и темой для трагедий, например, в «Сиде» Корнеля, а также в одной из новейших немецких мещанских трагедий, которая называется «Власть отношений», но должна бы носить заглавие «Власть предрассудка»; а если пощечина раздастся в парижском национальном собрании, она найдет себе отзвук во всей — Европе. Людям «чести», которые, конечно, будут обескуражены указанными выше классическими воспоминаниями и приведенными примерами из древности, я советую, в качестве противоядия, прочесть в шедевре Дидро «Жак-фаталист» историю г-на Дегляна: они найдут здесь отличный образчик современной рыцарской чести, который да послужит ям на радость и поучение.

Из сказанного достаточно явствует, что принцип рыцарской чести вовсе нельзя считать за что-либо исконное, коренящееся в самой человеческой природе. Это, следовательно, нечто искусственное, и не трудно указать его происхождение. Принцип этот порожден, очевидно, той эпохой, когда больше применялись кулаки, чем головы, и разум был заключен в цепи попов, т. е. это продукт достохвального средневековья и его рыцарства. В самом деле, тогда люди предоставляли Господу Богу не только заботиться о себе, но и судить за себя. Поэтому трудные юридические вопросы решались ордалиями, или Судом Божьим: а суд этот, за немногими исключениями, состоял в поединках, притом вовсе не между одними только рыцарями, но и между простыми гражданами, — чему мы видим интересный пример в Шекспировском «Генрихе VI» (часть 2, акт 2, сцена 3). Да и после всякого судебного приговора все-таки можно было еще апеллировать к поединку как к высшей инстанции, именно — Суду Божию.

А благодаря этому на судейское кресло была посажена собственно, вместо разума, физическая сила и ловкость, т. е. животная природа, и вопрос о правом и неправом решало не то, что человек сделал, а то, что его постигло, — совершенно как и по теперь еще действующему принципу рыцарской чести. Кто продолжает сомневаться в таком происхождении дуэли, пусть прочтет прекрасную книгу Дж. Г. Меллингена («История дуэли», 1849). Ведь и по сие время среди лиц, которые следуют принципу рыцарской? чести и которые, как известно, не имеют обыкновения принадлежать к людям наиболее образованным и вдумчивым, встречаются люди, действительно признающие исход дуэли за божественное решение вызвавшей ее ссоры: это, конечно, — мнение, унаследованное по традиции.