В юности преобладает интуиция, в старости мышление: вот почему первая — время для поэзии, вторая — более для философии. И поведение человека в молодости направляется наглядными представлениями и впечатлениями, в старости же — только мышлением. Это отчасти зависит от того, что только в старости набирается достаточное число наглядных примеров, которые, подведенные под понятия, сообщают последним их полное значение, содержание и вес и вместе с тем, путем привычки, умеряют впечатление ст интуиции. Напротив, в молодости, особенно у людей живых и с богатой фантазией, влияние наглядного, а стало Сыть, и внешней стороны вещей, действует настолько решительно, что они смотрят на мир как на картину: поэтому их озабочивает преимущественно то, какую роль они в нем играют и какой у них вид, — озабочивает более, чем то, каково у них при этом внутреннее состояние. Это сказывается у юношей уже в личном тщеславии и страсти к нарядам.
Наибольшая энергия и наивысшее напряжение умственных сил наблюдаются, без сомнения, в молодости, самое позднее — до 35-летнего возраста: с этих пор начинается ослабление, хотя и очень медленное. Однако позднейшие годы и даже старость не остаются за это без возмещения в интеллектуальной сфере. Опыт и ученость лишь теперь стали подлинно обширными: у нас было время и возможность рассмотреть и обдумать вещи со всех сторон, мы успели все их сличить одну с другою и открыть их точки соприкосновения и промежуточные звенья, — благодаря чему мы только теперь понимаем их истинную связь. Все стало ясным. Поэтому даже то, что мы знали уже в молодости, теперь мы знаем гораздо основательнее, — так как для каждого понятия у нас гораздо больше данных. Что в молодости только представлялось нам известным, то в старости мы знаем действительно, а сверх того мы и действительно знаем гораздо больше, и знание наше есть знание, всесторонне продуманное и потому в полном смысле связное, — тогда как в молодости сведения наши постоянно неполны и отрывочны. Только тот, кто достиг старости, получает полное и правильное представление о жизни, так как она лежит перед ним во всей своей целости и своем естественном течении, главное же он может видеть ее не только, как прочие, со стороны входа, но и со стороны выхода, так что тогда ему особенно ясно становится ее ничтожество, — между тем как прочие все время продолжают быть во власти заблуждения, будто самое главное еще впереди. Зато в молодости больше конципирующей способности: вот почему тогда человек в состоянии больше сделать из того немногого, что ему известно; у старости же больше силы сужденья, глубины и основательности. Материал своих самостоятельных выводов, своих оригинальных основных воззрений, т. е. то, что назначен подарить миру выдающийся ум, он собирает уже в молодости; но господином своего материала он становится только в поздние годы. По этой причине в большинстве случаев сказывается, что великие писатели создают свои шедевры около пять десятилетнего возраста. Тем не менее молодость остается корнем древа познания, хотя лишь вершина его приносит Плоды. Но как всякая эпоха, даже самая жалкая, считает себя гораздо мудрее непосредственно предшествующей, вместе со всеми прежними, так бывает и с каждым возрастом человеческой жизни: однако в обоих случаях это часто не более как заблуждение. В годы физического роста, когда у нас ежедневно прибывают также и умственные силы и познания, сегодняшний день привыкает с пренебрежением смотреть на вчерашний. Привычка эта укореняется, сохраняясь и тогда, как начался упадок умственных сил и сегодня скорее должно бы взирать на вчера с почтением: вот почему мы часто ценим тогда слишком низко как труды, так и суждения наших молодых лет.