И тотчас в его сознании произошла революция. Он понял, что, несмотря на громкий титул, ничем не отличается от раба. Раба чужих прихотей, мыслей, дел, чужой любви, наконец! И эта корона, что венчает его голову, обязывает думать о других, делать для них. Своим желаниям и любви места под этой короной нет.
Теперь он, понуро шагая к столу и краснея под устремленными на него взглядами, мысленно воззвал к Богу. Поскорее бы закончилось это наказание, и он, помолившись перед сном с отцом Рено, отправился бы к себе в покои.
Так он и подумал поначалу и уже обрадовался, когда отец сказал, что ему с супругой пора на покой… Как вдруг увидел, что и она идет рядом и их обоих ведут к покоям этой женщины, взгляд которой неожиданно стал плотоядным, а из-за мясистых губ показались лошадиные зубы. А он думал, что идет к себе…
Бедный Роберт не успел еще ничего сообразить, как их оставили одних в опочивальне и затворили двери. Роберт огляделся. Окно, камин, удаляющиеся шаги за спиной, а впереди – широкая кровать под балдахином, и на тумбе у изголовья – три свечи в медном канделябре с колеблющимися язычками. Ничего не понимая, так и оставшись стоять с глупым видом посреди комнаты, юный король поглядел на невесту, увы, теперь уже супругу. Та тем временем, не тратя времени на лишние слова, стоя у ложа, поспешно расставалась со своими одеждами, бросая их на стул в изножье. Роберт совсем растерялся. Что все это значит? Что она делает, почему раздевается в его присутствии? Почему не скажет наконец, чтобы он тотчас ушел, ведь ей должно быть стыдно обнажаться перед ним!
Но фламандской вдове не было стыдно. Скорее наоборот. Она легла в постель и, раздвинув согнутые в коленях ноги и протянув вперед руки, страстно проворковала:
– Ну что же вы… Идите же ко мне скорее! Не видите разве, как я хочу ваших объятий и жду вашей любви!
Но Роберт не трогался с места. Только теперь он с ужасом догадался, чего от него хотят. Он вспомнил откровенные сцены с «дочерьми греха», которые показывал ему Можер, и понял, что нормандец хотел приучить его к этому, дабы он знал, как надлежит выполнять заданную работу. Но фрейлины были такими милашками – красивыми, стройными. Их очаровательные улыбки завораживали, молодая, розовая кожа блестела в свете факелов или свечей, их прелести притягивали, сводили с ума, а их тела были гладкими, совершенными, будто вышедшими из-под резца скульптора!.. А эта Медуза, что его зовет… Роберт пригляделся и, испуганно вытаращив глаза, непроизвольно сделал шаг назад. Пупырчатая кожа на бедрах супруги, местами будто в оспинах или обширных следах от ожогов, не вызывала взрыва энтузиазма, верного спутника любовных игр. Ее расплывшееся с боков по простыням рыхлое тело также не прибавляло вдохновения, а распластанные в стороны груди смахивали на две овальные лепешки с воткнутыми в них вертикально переспелыми желудями, что и вовсе гасило последний огонек вожделения.