– Изабелла… – тихо повторил Можер.
Она положила пальчик ему на губы:
– Не мешай мне.
– Какая ты милая… – он с трудом взял ее ладонь, сжал пальцы: – И такая красивая… Ты самая прекрасная из женщин.
Сияя от счастья, она потянулась к нему и поцеловала в губы.
– Еще… – попросил Можер, глядя в ее глаза. – Ну, пожалуйста…
– Потом, – прошептала она, – сначала твои раны, а потом питье…
Можер в ответ улыбнулся. И вскоре, дождавшись обещанного поцелуя, уснул с кроткой улыбкой на губах. Изабелла потихоньку отошла, сняла монашеское платье, легла в кровать Рено и, едва успев натянуть на себя покрывало, погрузилась в глубокий сон.
Прошла неделя, вся в хлопотах и беготне. К концу ее Вален облегченно вздохнул: некоторые пациенты уже свободно передвигались по палате и даже выходили во двор. Но дозволял он это только тем, чьи раны были зашиты нитками. Остальным путешествия пока возбранялись, хотя разрешалось совершать небольшие прогулки по проходу между коек.
Генрих Бургундский оправился быстрее всех. Его бедра были защищены кожаными бляшками, а в одной руке он все время держал щит, оттого раны были незначительны. Маникор, выбирая щит, второпях не надел боевых поножей, в результате получил много ран. К тому же щит он вскоре обронил и, не найдя его, схватил первое, что попалось под руку – чей-то меч. Но он чувствовал себя уже вполне прилично и, рискуя вызвать гнев Валена, часто отлучался из лазарета на прогулку. Субизу отсекли пол-уха и сильно порезали нос. В остальном он отделался царапинами, да еще ухитрился где-то поломать руку. Вилье рассекли предплечье до самого локтя. Вален зашил ему рану крепкими нитками крест-накрест и через несколько дней обещал снять швы. Бедняга Вилье сильно переживал из-за двух пальцев на левой руке; их отрубил сарацин, когда Вилье всадил ему в грудь кинжал.
Рено все еще плохо действовал правой рукой, тем не менее, осмотрев рану на груди, Вален разрешил ему встать и прогуляться. Обрадованный, монах тотчас заторопился к Можеру. Нормандец к этому времени тоже уже вставал – иногда даже без помощи сиделки – и вполне сносно ходил по комнате, правда, под бдительным оком сестры Моники. Таким и застал его Рено – размеренно шагающим от кровати до окна, – а рядом зорко наблюдала за ним неизменная сиделка. Обрадовавшись встрече, друзья чуть не бросились в объятия, но между ними тотчас встала Изабелла.
– Да вы что, с ума сошли? Нет, поглядите на этих больных: один едва стоит на ногах, а другому вспороли грудь – и оба собрались обниматься! А ну-ка, марш по местам: вы, святой отец, садитесь на стул, а ты, рыцарь, ложись в постель, довольно уже мотаться, как зверь в клетке.